» » Биография григория сковороды. Сочинения в двух томах Что григорий сковорода говорил об образовании

Биография григория сковороды. Сочинения в двух томах Что григорий сковорода говорил об образовании

Мы уже говорили, что Г.В. Флоровский считал Сковороду выразителем масонской мистики конца XVIII века, при этом он добавляет, что сам Сковорода «вряд ли состоял когда-либо в масонских ложах, но к масонским кругам был близок. Во всяком случае, он принадлежит к тому же мистическому типу». 1 Косвенно эта мысль подтверждается следующими фактами.

Одна из первых публикаций Сковороды - «Начальная дверь ко христианскому добронравию», с указанием автора и с кратким описанием его жизни, появилась в 1806 году в одном из масонских журналов (самая первая была в 1798 году, когда Михаил Антоновский напечатал «Наркисс» без указания автора). 2 Рукописи двух сочинений Сковороды, имеющихся в авторском списке произведений и считавшихся потерянными, были обнаружены в Государственной публичной библиотеке в неописанных фондах масонских рукописей уже в наше время и впервые опубликованы в 1971 году. 3

П.Н. Милюков в «Очерках по истории русской культуры» рассматривал творчество Сковороды в главе «Развитие русского сектантства». Называя его знаменитым украинским философом и мистиком, он писал: «Не принадлежа сам ни к какой секте и не разрывая открыто с Церковью, Сковорода в душе был сектантом, и взгляды его, за исключением разве учения о предсуществовании душ, совершенно совпадали со взглядами духоборцев». 4 Милюков аргументирует свою позицию ссылками на сочинения Сковороды и на то, что они очень ценимы сектантами как «одушевленная пропаганда духовного христианства». 5

Н.О. Лосский в «Истории русской философии» среди любителей философии упоминал Григория Сковороду как моралиста, опиравшегося главным образом на Библию, но использовавшего неоплатонические теории Филона, отцов Церкви и немецких мистиков. 6

А.Ф. Лосев, рассматривая жизнь Сковороды, называл его русским философом, учение которого уклоняется от западноевропейской традиции и вводит в суть самобытной русской философии. «Нет сомнения, - писал он, - что Сковорода далеко не является чисто христианским мистиком. Разумеется, он приближался к истинному Логосу, к его последней гармонии и одиночеству, но всецело в него не проник. Конечно, Сковорода являет собой только начало русского философствования, и как начало его учение гениально и художественно-прекрасно» 7 .

В.В. Зеньковский в «Истории русской философии» называл Григория Сковороду первым русским философом в точном смысле этого слова. «Изучение его философского творчества интересно и само по себе, - писал он, - но еще более интересно оно с исторической точки зрения. Сковорода был непонятен вне исторической перспективы, вне всей той философской культуры, какая слагалась на Южной Руси благодаря Киевской академии. Появление Сковороды свидетельствует о том, что не напрасно занимались в академии изучением западной мысли, - в оригинальной и самостоятельной системе Сковороды надо видеть первые всходы того, что развивалось в русской религиозной душе, когда умственная энергия направлялась на вопросы философии. Сковорода был глубоко верующим человеком, но в то же время он был необычайно свободным внутренне. Эта внутренняя его свобода, его смелые, иногда дерзновенные полеты мысли ставили мыслителя в оппозицию к традиционным церковным учениям, но в своем пламенном устремлении к истине он не боялся ничего. Во внутреннем равновесии веры и разума (он сам не отделял одно от другого) Сковорода опирался на «аллегорический» метод истолкования Священного Писания. И здесь он был очень смел, доходил часто до полного отвержения буквального смысла Писания во имя того истолкования, которое представлялось ему верным... его мысль увлекала его так далеко, что он прибегал к аллегорическому истолкованию, чтобы остаться в пределах Библейского Откровения, в других случаях аллегорическое истолкование было у него источником вдохновения. В нем живет подлинное озарение веры, он - мистик в лучшем смысле этого слова, но и разум его в свободном вдохновении не знает никаких стеснений, и черты рационализма часто присущи ему» 8 .

В.В. Зеньковский заметил, наверное, главное в жизни Григория Сковороды - внутреннюю свободу философа. Свобода позволяла ему доходить до крайних, порой опасных пределов выражения своих мыслей и аллегорических истолкований. Этот риск был нов для времени, в котором жил Сковорода, - времени, в котором учение Церкви выражалось только в ограде Церкви, а философия жила на основе естественного разума, и уже стремилась к независимости от Церкви, и фактически получила ее. Религиозно-мистическое мировоззрение Сковороды с удивительной непосредственностью воплощалось им в жизнь. Его учение было особой проповедью - проповедью религиозной, произносимой на улицах и базарах, в домах и духовных школах. Это была уже не церковная проповедь. С нее берет начало собственно русская религиозная философия, еще не самобытная по содержанию (поэтому так разнообразно она оценивается), но уже своеобразная и созвучная русской духовной жизни. Мысль обрела свободу, но еще осталась в пределах Божественного Откровения.

«Вообще Сковорода не знает никаких стеснений в движении его мысли, - писал В.В. Зеньковский, - дух свободы имеет в нем характер религиозного императива, а не буйство недоверчивого ума. Это сознание свободы и есть свидетельство того, как далеко пошла внутрицерковная секуляризация, вдохновлявшая разум к смелой и творческой деятельности, - без вражды и подозрительности к Церкви. Если личные отношения Сковороды к Церкви вызывают иногда предположение, что Сковорода по существу ушел из Церкви, то это неверно. Сковорода был свободным церковным мыслителем, чувствовавшим себя членом Церкви, но твердо хранившим свободу мысли, - всякое же стеснение ищущей мысли казалось ему отпадением от церковной правды» 9 .

Говоря о философии Сковороды, следует сказать, что до сих пор не существует ее общепризнанного толкования. Феномен Сковороды заключается в том, что авторы этих оценок теряются в главном - как оценить его самого, кто он? Если считать его богословом, то его богословие, конечно, не является чисто православным, но он, не принявший сана и не оставшийся в стенах духовных школ, сам не претендовал на это звание. Сектантом и еретиком его тоже нельзя назвать, потому что он никогда не говорил от имени Церкви и не старался своим учением заменить вероучение Церкви. Он был на самом деле философом, что само по себе в то историческое время в России было фактом поразительным и трудно воспринимаемым, поскольку тогда философия виделась только в античном ее проявлении или в западноевропейском. Наличие философской мысли, стремящейся явить себя, но в то же самое время не желающей порывать с верой, с реальностью мистического опыта, мы впервые встречаем в творчестве Сковороды. И это было так неожиданно, ново и непривычно, что до сих пор, пожалуй, не перестает удивлять исследователей его трудов. Непривычно и само направление мысли - не к православному Востоку, а к латинской философии. «Не заключайте боговедения в тесноте палестинской, - писал Сковорода. - Доходят к Богу и волхвы, сиречь философы. Единый Бог иудеев и язычников, единая и премудрость. Не весь Израиль мудр. Не все и язычники тьма» 10 . Флоровский отмечает, что в латыни Сковорода был сильнее, чем в греческом. Его латинский стиль легок и прост, а в греческом он вообще нетверд 11 .

Жизнеописание Г.С. Сковороды

Григорий Саввич Сковорода родился 3 декабря 1722 года в селе Чернухи Лубенского округа Полтавской губернии в семье малоземельного казака. С ранних лет он отличался религиозностью, охотой к учению и твердостью духа. Начальное образование получил в сельской школе. Зеньковский пишет, что в 16 лет будущий философ поступил в Киевскую академию. Но имеются и другие мнения на этот счет. Так, И.А. Табачников называет годом поступления в академию 1733 год. 12 По данным Л.Е. Махновца, Сковорода поступил в академию в возрасте 12 лет. Учился там до 1741 года. Во время пребывания русской императрицы Елизаветы в Киеве Сковороду благодаря его певческим способностям включили в состав придворной капеллы, и он отправился в Петербург. Вернулся в академию в 1744-м и пробыл в ней до 1750 года. Отказавшись от духовного звания, Сковорода вошел в состав посольской миссии генерала Вишневского и выехал в Венгрию. Часто странствуя пешком, обошел Венгрию, Австрию, Польшу, Германию, Италию. Знакомился с учеными, посещал лекции в университетах. Существует малопроверенное сведение о его встрече с Кантом.

Сковорода вполне владел латинским и немецким языками, знал хорошо греческий и еврейский, был широко образован. Из древних авторов знал Платона, Аристотеля, Эпикура, Филона, Плутарха, Сенеку. Изучал и отцов Церкви, особенно Дионисия Ареопагита, Максима исповедника, Григория Богослова. Мало известно о его знании европейской философии, но, несомненно, он знал многих авторов, что становится очевидным при чтении его произведений.

Пробыв за границей почти три года, Сковорода в 1753 году возвратился на родину и занял вакантное место учителя поэтики в Переяславской семинарии. Вскоре из-за конфликта с церковным начальством по поводу читаемой им теории поэзии Сковорода был вынужден покинуть семинарию. В 1754 году поступил домашним учителем к украинскому помещику полковнику Степану Тамаре, однако из-за своего независимого характера оставил и это место. Уехал в Москву. В Троице-Сергиевой лавре ему предложили должность преподавателя Духовной академии. Сковорода, отклонив это предложение, вернулся к тому же помещику. У Степана Тамары он пробыл около пяти лет, до окончания обучения своего воспитанника. К этому времени относятся его поэтические произведения «Сад божественных песен». Зеньковский замечает, что в эти годы окончательно установилась религиозно-философская позиция Сковороды. 13

В 1759 году Сковорода был приглашен Белгородским епископом Иоасафом Миткевичем учителем по классу пиитики в Харьковский коллегиум. Поэзию он преподавал в соответствии со своими представлениями, что и послужило причиной его увольнения в 1760, 1764 и 1766 годах. Особенность Харьковского коллегиума заключалась в его учебной программе и составе учащихся. Здесь обучались представители различных сословий, а в программе было много светских предметов. В 1765 году для лиц дворянского происхождения открыли добавочные классы с преподаванием французского и немецкого языков, математики и геометрии, инженерного искусства и артиллерии, геодезии. Вместе с этими предметами была введена и этика, для чтения которой был приглашен Сковорода. Свой курс Сковорода назвал «Начальная дверь ко христианскому добронравию». В это же время он написал одно из первых своих произведений под тем же названием.

В 1766 году он навсегда оставил службу. Начинается период «странничества». До конца жизни философ не имел постоянного пристанища. Сковорода путешествовал как нищий, с заплечным мешком, в котором всегда была Библия на еврейском языке. Иногда он подолгу гостил у своих друзей и почитателей, затем неожиданно их покидал. Ф. Лубяновский, встречавший Сковороду в последние годы, писал: «Страсть его была жить в крестьянском кругу; любил он переходить из слободы в слободу, из села в село, из хутора в хутор; везде и всеми был встречаем и провожаем с любовью, у всех был он свой... Хозяин дома, куда он входил, прежде всего всматривался, не нужно ли было что-либо поправить, почистить, переменить в его одеянии и обуви: все то немедленно и делалось. Жители тех особенно слобод и хуторов, где он чаще и долее оставался, любили его как родного. Он отдавал им все, что имел: не золото и серебро, а добрые советы, увещевания, наставления, дружеские попреки за несогласия, неправду, нетрезвость, недобросовестность» 14 .

Его странствия продолжались около тридцати лет. Основные философские диалоги, трактаты и притчи были написаны им в эти годы. Аскетизм Сковороды принял суровые формы, что нашло отражение в его работах. «Избегай молвы, объемли уединение, - писал он, - люби нищету, целуй целомудрие, дружи с терпением, учись священным языкам... Голод, холод, ненависть, гонение, клевета, ругань и всякий труд не только сносен, но и сладостен, если ты к сему рожден» 15 .

Незадолго до смерти Г.С. Сковорода отправился в Орловскую губернию, чтобы встретиться со своим другом Ковалинским, которому и передал все свои рукописи. Вернувшись в Харьковскую губернию, Сковорода скончался 9ноября 1794 года. На его могиле была помещена эпитафия, сочиненная им самим: «Мир ловил меня, но не поймал».

Основные идеи философии Г.С. Сковороды

Философии Сковороды, как отмечает А.Ф. Лосев, свойственны антропологизм, мистический символизм, мистическая и практическая мораль 16 .

По мнению В.В. Зеньковского, в гносеологии Сковороды присутствует дуализм - познание, скользящее по поверхности, и познание «в Боге». Метафизика человека в философии Сковороды близка к библейской антропологии с несомненными отзвуками антропологии Филона, но близка и к тем учениям XVIII века, которые завершились построением понятия «бессознательной сферы в человеке». Присущий учению Сковороды дуализм дает основание для понимания метафизики в терминах пантеизма. Этика Сковороды - не этика творчества, а этика покорности «тайным» законам нашего духа. 17

Рассмотрим эти идеи подробнее.

Познание возможно только через человека. Центральное и существенное в человеке, по мнению Сковороды, - его сердце. Единственная истинная жизнь в человеке - это жизнь сердца, и человеческое сердце есть инструмент познания. «Познай самого себя» - есть основание всей философии, которое заложено в эстетической формуле: «Не любит сердце, не видя красоты» 18 . «От познания себя самого входит в душу свет ведения Божия, а с ним - путь счастья мирный. Что компас в корабле, то Бог в человеке» 19 . Человек должен найти последний критерий, основание познания и жизни в своем сердце. Больше их негде искать. «Глава в человеке всему - сердце человеческое. Оно-то есть самый точный в человеке человек, а прочее все околица...» 20 . «Или будьте по-прежнему во видимой земле вашей, или очищайте сердце ваше для принятия нового духа. Кто старое сердце отбросил, тот сделался новым человеком» 21 . В противовес просвещению и рационализму XVII века Сковорода выставляет свой антропологизм, свое учение о сердце. Продолжая учение отцов Церкви, он мечтает создать свою особую, всеобщую и универсальную науку.

Вторая основная идея системы Сковороды - мистический символизм. Это важная черта, замечает А.Ф. Лосев, и одна из оригинальнейших особенностей его философии. Рассудок создает только схемы. Живую связь бытия и его сокрытую сущность нельзя познать с помощью этих умственных построений. Только в образах можно достичь истинного познания. Сковорода осуждает «плотское око», которое видит в словах только краску, а «самих в письме фигур не различает». «Краска, - писал он, - не иное что, как порох и пустошь; рисунок или пропорция и расположение красок - то сила. А если ее нет, в то время краска - грязь и пустошь одна» 22 . «Краски на картине всяк видит, но чтоб рисунок и живопись усмотреть, требуется другое око, а не имеющий оное, слеп в живописи» 23 . «Невидимость» первенствует не только в человеке, но и в прочих тварях.

Мир воспринимался Сковородой, как замечал Г.В. Флоровский, в категориях платонизирующего символизма. 24 Любимые его образы - тень и след. Для Сковороды основным было противопоставление видимого чувственного и невидимого идеального, временного и вечного. «Где же новое небо и земля?» - спрашивал он. И отвечал: «Там, где старое небо и земля... Как же старый мир совместишь с новым? Как тень с ее деревом... Почему тень есть тень? Потому что проходит и не постоянствует. Мир наш есть риза, а Господень - тело. Небо наше есть тень, а Господне - твердь. Земля наша - ад, смерть, а Господняя - рай, воскресение... А как мир наш и век зол, так и человек наш лукав» 25 . Существуют три мира. Один - огромный, бесконечный - макрокосмос. Другой - маленький, человеческий - микрокосмос. И третий символический - Библия. «Священная Библия есть та позлащенная духом труба и маленький мирок» 26 . Символы Библии открывают в нашем грубом практическом разуме второй разум, тонкий, созерцательный, окрыленный, глядящий чистым и светлым оком голубицы. Библия поэтому вечно зеленеющее плодоносящее дерево. И плоды этого дерева - тайно образующие символы. «Мне кажется, что и самая Библия, - писал Сковорода, - есть Богом создана из священно-таинственных образов» 27 .

В своем учении о Боге и мире Сковорода также стоит на точке зрения антропологизма. Он познает мир и Бога как человек - посредством людей на путях самопознания. Как у человека два сердца, так и у мира две сущности - видимая и невидимая. «Весь мир, - писал он, - состоит из двух натур: одна - видимая, другая - невидимая. Видимая натура называется тварь, а невидимая - Бог. Сия невидимая натура, или Бог, всю тварь проницает и содержит; везде всегда был, есть и будет» 28 . «Если нечто узнать хочешь в духе или истине, - читаем мы у Сковороды, - усмотри прежде во плоти, сиречь в наружности, и увидишь на ней печатлеемые следы Божии, безвестные и тайные премудрости, Его обличающие, и будто тропинкою к ней ведущие» 29 . Бог все содержит. «Он в дереве - истинное дерево, в траве - трава, в музыке - музыка, в доме - дом, в теле нашем перстном новое есть тело и точность или глава его. Он всячина есть во всем» 30 . Этот онтологический дуализм, в котором явно ощущается пантеизм, преодолевается Сковородой с помощью его мистического учения о всеобщем воскресении. Человек воскреснет - воскреснет и мир. Это не просто воскресение, это вселенское преображение. «А познавший нетленного и истинного человека, - писал Сковорода, - не умирает, и смерть им не обладает, но со своим господином верный слуга вечно царствует, раздевшись, как из обветшалой ризы, из земной плоти, надев новую, сообразную его плоти плоть, и не уснет, но изменяется, приняв вместо земных рук нетленные, вместо скотских ушей, очей, языка и прочих всех членов истинные» 31 . «Все, что мы доселе видели, что такое есть? - спрашивает он, и сам отвечает: - Земля, плоть, песок, полынь, желчь, смерть, тьма, злость, ад... Теперь начинает светать утро воскресения» 32 .

Во всех диалогах Сковороды заметна низкая оценка эмпирической реальности, которая представляется ему только как «тень» истинного бытия. Но наряду с этим настойчиво проводится мысль о присутствии и действии Бога в мире. «Да будет Бог всяческая во всем твоем, - восклицает он, - а не мертвая земля и брение» 33 . Мысль Сковороды устремляется в пантеизм, в логическое завершение философского мироощущения. «А как в Боге разделения нет, - писал он, - но Он есть простирающее по всем векам, местам и тварям единство. Итак Бог и мир Его, и человек Его есть то едино» 34 . В другом диалоге он утверждает: «С природою жить и с Богом бысть есть то же» 35 . В.В. Зеньковский пытается снять подозрения в пантеизме Сковороды, считая, что он подходит к труднейшей проблеме в антропологии и метафизике - к соотношению индивидуального и универсального момента в бытии, хотя этой проблемы он и не решает. «А я тебе сказываю, - писал Сковорода, - что не тысячи, но все наши, всех веков человеки, в едином Господнем человеке так обретаются, как бессчетный всех наших миров хор скрывается в Божьем мире и в рае первородного оного мира» 36 . По мысли Сковороды, считал Зеньковский, Боговоплощение связывает все человечество с Богом, и потому после Боговоплощения «истинный человек» «един во всех и целый в каждом». Господь не разделяется, хотя Он во всех. Он остается «целым» в каждом и в то же время Он и во всех. 37

Мораль Сковороды связана с его метафизикой и теологией. Воля и разум в их Божественной глубине суть одно и то же, однако в конкретной жизни они разорваны и мучительно стремятся к первоначальному единству. Воля могуча, однако слепа. Разум ясен, однако бессилен. Цель жизни состоит в том, чтобы вернуться в отчий дом, чтобы посредством разума уяснить и посредством воли приблизиться к познанию истины. «Действительно, - писал Сковорода, - все делается по воле Божией, но и я с ней согласен, и она уже моя воля... премудрость: если исполняем, что говорим: «Да будет воля твоя...» 38 . Мораль Сковороды насквозь мистическая, он рассуждает об основных мистических добродетелях: о страхе Божием как основании мудрой жизни, о вере как ее непременном условии, о любви как ее завершении и венце. Мистический характер проявляется и в его практической морали, основное понятие которой - сродность. Счастье состоит в сродности, в следовании собственной природе, в созидании, в работе над самоопределением в жизни, в тонкой восприимчивости велений своего духа. «Счастье наше есть мир душевный, но сей мир ни к какому веществу не причитается» 39 . «Чем кто согласнее с Богом, тем мирнее и счастливее» 40 . Сродность и природа - врожденное Божие благоволение и Его тайный закон, управляющий всей тварью. Счастье как «верховное желание» может быть достигнуто только тогда, когда премудрость «уразумеет то, в чем состоит счастье», а «добродетель трудится» его сыскать. «Премудрость - как остродальнозрительный орлиный глаз, а добродетель - как мужественные руки с легкими оленьими ногами» 41 . Возможность достижения счастья на земле, по мысли Сковороды, обосновывается тем, что счастье вследствие изначальной мудрости природы как наиболее необходимое благо является и наиболее доступным.

Сковорода считал большой глупостью разговор о равенстве, которое представляется как «равное равенство». В противовес этому он говорит о «неравном равенстве». Образно это выглядит так: «Меньший сосуд менее имеет, но в том равен есть большему, что равно есть полный... Хочешь ли блаженным быть? - добавлял Сковорода. - Будь доволен долею своей природы» 42 . К равенству в полноте ведет, по его мнению, сродство, которое есть путь к счастью. «Все то сродное, что природное... Если кто счастливо живет в изобилии, не потому счастлив, что в изобилии, но что в изобилии с Богом. А без сего гораздо его счастливее природный нищий... С Богом святым низкое возводится, а без Него низводится и высокое. Счастье наше внутри нас... пускай никто не ожидает счастья ни от высоких наук, ни от почтенных должностей, ни от изобилия... Нет его нигде. Оно зависит от сердца, сердце от мира, мир от звания, звание от Бога. Тут конец, не ходи дальше. Сей есть источник всякой утехи, и царствию Его не будет конца» 43 .

Завершая рассмотрение основных идей философии Г.С. Сковороды, следует сказать, что его творчество было демонстративно философским. Не уходя от христианства, он вступил на путь свободной мысли, направляясь от христианства к философии, и этим принципиально отличается от русских религиозных философов следующего поколения. Творчество Сковороды ценно именно самим фактом пробуждения философской мысли. В его трудах проявился процесс секуляризации церковного сознания. В последующем будет происходить обратный процесс - воцерковление философии. И именно этот процесс сформирует основы русской религиозно-философской мысли.

Архимандрит Георгий (Шестун), доктор педагогических наук, профессор, академик РАЕН, заведующий межвузовской кафедрой православной педагогики и психологии Самарской Православной Духовной семинарии, настоятель Заволжского монастыря в честь Честного и Животворящего Креста Господня, настоятель Троице-Сергиева подворья г. Самары

Литература

1. Флоровский Г.В. Пути русского богословия. / Предисл. И. Мейендорфа. - Вильнюс: Типография «Вильтис», 1991. - С. 120.

2. Табачников И.А. Григорий Сковорода. - М., 1972. - С. 9.

3. Сковорода Г.С. Сочинения в 2-х томах. Т. 1. - М.: «Мысль», 1973. - С. 484, 487.

4. Милюков П.Н. Очерки по истории русской культуры. Ч. 2. - СПб.: «Мир Божий», 1902. - С. 113.

5. Там же. - С. 114.

6. Лосский Н.О. История русской философии. - М.: «Высшая школа», 1991. - С. 5.

7. Лосев А.Ф. Философия. Мифология. Культура. - М.: Политиздат, 1991. - С. 221.

8. Зеньковский В.В. История русской философии. Т. 1. Ч. 1. - Ленинград: МП «ЭГО», 1991. - С. 64-65.

9. Там же. - С. 68-69.

10. Сковорода Г.С. Сочинения в 2-х томах. Т. 1. - М.: «Мысль», 1973. - С. 293.

11. Флоровский Г.В. Пути русского богословия. / Предисл. И. Мейендорфа. - Вильнюс: Типография «Вильтис», 1991. - С. 120.

12. Табачников И.А. Григорий Сковорода. - М., 1972. - С. 31.

13. Зеньковский В.В. История русской философии. Т. 1. Ч. 1. - Ленинград: МП «ЭГО», 1991. - С. 67.

14. Лубяновский Ф.П. Воспоминания. Т. 1. - Киев, 1872. - С. 106-107.

15. Сковорода Г.С. Сочинения в 2-х томах. Т. 1. - М.: «Мысль», 1973. - С. 443.

16. Лосев А.Ф. Философия. Мифология. Культура. - М.: Политиздат, 1991. - С. 217-221.

17. Зеньковский В.В. История русской философии. Т. 1. Ч. 1. - Ленинград: МП «ЭГО», 1991. - С. 68-81.

18. Сковорода Г.С. Сочинения в 2-х томах. Т. 1. - М.: «Мысль», 1973. - С. 122

19. Там же. - С. 414.

20. Там же. - С. 341.

21. Там же. - С. 147.

22. Там же. - С. 132.

23. Там же. - С. 362.

24. Флоровский Г.В. Пути русского богословия. / Предисл. И. Мейендорфа. - Вильнюс: Типография «Вильтис», 1991. - С. 120.

25. Сковорода Г.С. Сочинения в 2-х томах. Т. 1. - М.: «Мысль», 1973. - С. 298-300.

26. Там же. - С. 311.

27. Там же. - С. 375.

28. Там же. - С. 113.

29. Там же. - С. 301.

30. Там же. - С. 134.

31. Там же. - С. 162.

32. Там же. - С. 147.

33. Там же. - С. 162.

34. Там же. - С. 300.

35. Там же. - С. 423.

36. Там же. - С. 300.

37. Зеньковский В.В. История русской философии. Т. 1. Ч. 1. - Ленинград: МП «ЭГО», 1991. - С. 74.

38. Сковорода Г.С. Сочинения в 2-х томах. Т. 1. - М.: «Мысль», 1973. - С. 335.

39. Там же. - С. 355.

40. Там же. - С. 417.

41. Там же. - С. 315.

42. Там же. - С. 439.

43. Там же. - С. 442-443.

Данная статья является незавершённой и находится в процессе доработки.

мнимо-народный «философ», предтеча модернистского сектантства в Русской Православной Церкви.

воззрения

Нехитрая философская пристройка Сковороды (к его морализму. - Ред.) сводится к следующему. Человек есть «маленький мырок», в самопознании он раскрывает в себе истинного человека, в познании же целого «мыра» природы он точно так же, озаренный духом истины, раскрывает за тьмою свет, за тленом - истину, которая, как и тот истинный человек, божественна, будучи самим Богом созиждена и устроена. Само узрение этого нового, второго мира божественно и вдохновлено Богом. «Всего ты теперь по двое видишь: две воды, две земли. И вся тварь теперь у тебя на две части разделенна. Но кто тебе разделил? Бог. Разделил он тебе все на двое, чтоб ты не смешивал тмы со светом, тмы со правдою. Но понеже ты не видел кроме одной лжы, будь то стены, закрывающий истину, для того он теперь тебе зделал новое небо, новую землю. Один он творит дивную истину. И так ты теперь видишь двое - старое и новое, явное и тайное» (диалог «Наркисс») :128 .

Г. Шпет находит у Сковорода космический дуализм: «Весь мыр состоит из двоих натур: одна видимая, другая невидима. Видима называется тварь, а невидимая Бог. Сия невидимая натура или Бог всю тварь проницает и содержит, везде и всегда был, есть и будет» («Наркисс»). Этот «дуализм» служит прикрытием для универсального символизма (аллегоризма, как его называет Шпет), потому что из него следует, что все изображает всё.

Если этот «дуализм» и имеет вид метафизического принципа, то зато им кончается собственно философия Сковороды. Ибо как дальше можно было бы развивать этот принцип? Либо в направлении метафизическом, как раскрытие так называемой космологической проблемы, либо в направлении собственно богословском, которое, в свою очередь, было бы или принятием церковного догматического богословия, или богословствованием за собственный страх - диссидентством, сектантством. Сковорода избрал это последнее. Как обычно бывает в христианских сектах, единственным источником и авторитетом в таком случае признается Библия, остальное - работа моралистически настроенной фантазии, ощущаемая как «духовный свет» или боговдохновение. Вполне понятны те психологические основания, которые приводят соответственно настроенных интерпретаторов к аллегорическому толкованию св. Писания. В сторону аллегоризма целиком и уходит мысль Сковороды. Все более значительные работы его 70-х и 80-х годов посвящены оправданию аллегорического истолкования Библии и его применению к интерпретации некоторых текстов ее. Таковы: Израильский змий или картина нареченная: день; Книжечка о чтении священного писания нареченна Жена Лотова; Диалог. Имя ему: Потоп Змиин :129 .

патологическая речь

микрокосм

Человек - это «маленький мырок».

школьное богословие

влияние

С кем только не сопоставляли Сковороду - украинский Сократ, русский Сократ, степной Ломоносов, «под чубом и в украинской свитке», «свой» Пифагор, Ориген, Лейбниц… Данилевский находит сходство между Сковородой и Новиковым . Во всяком случае, наш Сократ оказался без Платона, что, конечно, сильно умаляет его сократическое значение :122 .

Особенное почитание Г. П. Сковороды было развито у символистов и представителей первого поколения модернистов , особенное в том смысле, что не связанное напрямую с собственно воззрениями Сковороды.

Г. Шпет пишет: «О талантливом изображении Сковороды в книге покойного Вл. Эрна (Гр. С. Сковорода. Жизнь и учение. М., 1912) говорить трудно… Написанная с подъемом и вдохновением, эта книга - прекрасное выражение мировоззрения самого автора, но по отношению к Сковороде - хвалебная песнь, в которой последний рисуется читателю таким, каким автор хотел бы видеть первого русского философа, но не таким, каким был Сковорода реальный» :123 .

Сочинения Г. П. Сковороды публиковал журнал секты священника Георгия Кочеткова «Православная община » . Член секты С. Аверинцев называл Сковороду «необычным поэтом, мудрецом и прозорливцем с чертами высокого юродства» .

В среде сторонников украинской автокефалии воззрения Сковороды считаются «особливою мудрiстю» .

В честь Сковороды названы:

  • Институт философии НАН Украины.
  • Харьковский национальный педагогический университет.
  • Переяслав-Хмельницкий государственный педагогический университет.

В селе Сковородиновка Харьковской области действует Литературно-мемориальный музей Г. С. Сковороды. Портрет Григория Сковороды и два выполненных им рисунка помещены на 500-гривенной купюре.

сочинения

  • Асхань («Симфоніа, нареченная Книга Асхань о познаніи самого себе»)
  • Наркисс («Наркісс. Разглагол о том: узнай себе»)
  • Беседа, нареченная двое, о том, что блаженным быть легко
  • Диалог, или разглагол о древнем мире
  • Разговор пяти путников о истинном счастии в жизни (Разговор дружеский о душевном мире)
  • Кольцо. Дружеский разговор о душевном мире
  • Книжечка, называемая Silenus Alcibiadis, сиречь Икона Алкивиадская (Израилский змий) (1776)
  • Книжечка о чтении священного писания, нареченна Жена Лотова (1780)

Григорий Саввич Сковорода (рус. дореф. Григорій Саввичъ Сковорода; лат. Gregorius Sabbae filius Skovoroda ; укр. Григорій Савич Сковорода; 3 декабря (22 ноября) 1722, село Чернухи Киевской губернии, Российская империя - 9 ноября (29 октября) 1794, село Ивановка Харьковской губернии, Российская империя) - русский и украинский странствующий философ, поэт, баснописец и педагог, внёсший значительный вклад в восточнославянскую культуру. Снискал славу первого самобытного философа Российской империи. Григорий Сковорода считается завершителем эпохи казацкого барокко и родоначальником русской религиозной философии. Произведения Григория Саввича Сковороды оказали существенное влияние на ряд крупнейших русских философов и мыслителей, в особенности, на Владимира Францевича Эрна.

Григорий Сковорода приходится двоюродным прадедом другому русскому философу Владимиру Сергеевичу Соловьёву.

Григорий Сковорода родился 3 декабря 1722 года вторым ребёнком в семье малоземельного казака Савки (Саввы) Сковороды и его жены Палажки (Пелагеи) в сотенном селе Чернухи Лубенского полка, располагавшегося в черте Киевской губернии. Предположительно, Григорий Сковорода родился на входившем в село Чернухи хуторе Харсики: так до недавнего времени в Харсиках ещё проживали люди с фамилией Сковорода; в XVIII веке в Харсиках располагался земельный надел, который предоставлялся в Чернухах лицам духовного звания. Согласно Густаву Гессу да Кальве, отец философа - Савва Сковорода - был в Чернухах сельским священником, что подкрепляет версию о том, что отчий дом философа мог находиться именно в Харсиках.

Существует легенда, объясняющая страсть юного казака к учёности. По легенде: в отрочестве Григорий столкнулся с непониманием в семье; в шестнадцать лет Гриша покинул отчий дом после того как отец рукоприкладством наказал его, за то что сын потерял в поле овцу. Более правдоподобной, однако, представляется версия, согласно которой сыновья - Григорий и Степан - отправились учиться по воле и наставлению отца, так как для малоземельного казачества настали не лучшие времена. Старший сын Саввы Сковороды - Степан - уехал в столицу ещё при жизни отца, а Григорий после его кончины. Важно отметить, что в Санкт-Петербурге и в Москве у семьи Саввы Сковороды уже проживали родственники. Известно, что Степан Сковорода много времени проводил в Санкт-Петербурге у родни. В 1738 году Степан отправился в город на Неве, «чтобы искать счастья в столице, где проживали его родственники Полтавцевы». Дядя будущего философа Григория Сковороды - Игнатий Кириллович Полтавцев - был крупным вельможей и землевладельцем. В царствование Императрицы Елизаветы Полтавцев состоял в должности камер-фурьера и имел в Коломенском, в Керенском и в Шацком уездах шестьсот тридцать пожалованных душ. Дом Полтавцева и его семьи всегда был открыт для сыновей Саввы Сковороды.

Считается, что c осени 1734 года Григорий Сковорода учился в Киево-Могилянской академии, однако в списках учащихся его имя не сохранилось. 7 сентября 1741 года Сковорода прибыл в Глухов, где прошёл конкурсный отбор и был отправлен уставщиком Гаврилой Матвеевым в придворную певческую капеллу в Санкт-Петербург. Как показал Николай Бородий, будущий философ ехал в северную столицу через Москву, так как именно там проходили торжества по поводу коронации Елизаветы Петровны, взошедшей на престол 25 ноября 1741 года. В Санкт-Петербург, таким образом, Сковорода прибыл только в 1742 году. Будучи певчим, Сковорода сблизился с фаворитом Императрицы, графом Алексеем Григорьевичем Разумовским, также происходившим из казаков. С 1741 по 1744 год Григорий Сковорода проживает в Санкт-Петербурге и в Москве. В этот период он часто гостит в имениях Разумовских и Полтавцевых.

В 1744 году Сковорода поехал в составе свиты Императрицы Елизаветы в Киев, где получил увольнение с должности певчего в звании придворного уставщика, с тем чтобы продолжить обучение в академии. Как обнаружил Дмитрий Багалей, в Харьковском историческом архиве сохранилась ревизская книга за 1745 год, в которой числится «двор Пелагеи Сковородихи, чей сын (обретался) в певчих». Из записи в ревизской книге вытекает, что Саввы Сковороды к 1745 году уже не было в живых. Остаётся только гадать, застал ли Савва Сковорода возвращение своего сына Григория из Петербурга. Будучи в академии, Сковорода слушал лекции архиепископа Георгия Конисского. В период обучения в академии большое влияние на Сковороду оказала фигура знаменитого киевского путешественника и паломника Василия Беляева Барского, вернувшегося под конец жизни в Киев. Желая постранствовать по миру, Сковорода (по версии Густава Гесса де Кальве) притворился сумасшедшим, вследствие чего был исключён из бурсы. Вскоре в качестве церковника при полковнике Гаврииле Фёдоровиче Вишневском (сыне генерал-майора Фёдора Степановича Вишневского, покровительствовавшего Алексею Разумовскому) отправился за границу в составе русской миссии в Токай. Целью миссии была закупка токайских вин для императорского двора. Считается, что за три года Сковорода побывал в Польше, Венгрии и Австрии. По данным Густава Гесса де Кальве Сковорода также был в Пруссии и даже Италии. Достоверно известно только то, что Сковорода посетил окрестные земли близ Токая и побывал в Вене.

В начале 1750 года Сковорода возвращается в Киев. По приглашению Никодима Скребницкого он пишет для Переяславской семинарии «Руководство о поэзии»; когда же переяславский епископ потребовал, чтобы Сковорода преподавал предмет по старине, Сковорода не согласился, что послужило поводом для увольнения философа в 1754 году. В том же году Сковорода нанимается домашним учителем к зажиточному помещику - пану Стефану Васильевичу Томаре и уезжает в его имение в село Каврай. Несмотря на достойную оплату, отношения Григория Сковороды со Стефаном Томарой не сложились: пан с упорным постоянством пытался подчёркивать своё превосходство над философом. После того как Сковорода, недовольный учеником Васей (сыном Томары), назвал его «свиной головой», мать ребёнка - Анна Васильевна Кочубей - подняла скандал. В результате данного инцидента Григорий Сковорода покинул дом пана Томары до окончания контракта.

Получив от старого приятеля из Москвы Алексея Сохи письмо с выражением поддержки, Григорий Сковорода в том же 1754 году решил отправиться в первопрестольный град вместе с проповедником Владимиром Калиграфом. Известно, что Владимир Калиграф, получивший в Москве назначение префекта, вёз с собой труды Эразма Роттердамского и Готфрида Вильгельма Лейбница. Вполне возможно, что Сковорода ознакомился с этими сочинениями во время дороги.

В Москве Сковорода прожил ещё около года. Там он нашёл приют в Троице-Сергиевой лавре, где сблизился с «многоучёным» настоятелем Кириллом Лящевецким. Как и Сковорода, Лящевецкий проходил в молодости обучение в Киевской духовной академии. Настоятель Кирилл предлагал Сковороде остаться в Троице-Сергиевой лавре и занять должность библиотекаря, но философ отказался от этого предложения. Впоследствии Сковорода поддерживал с Кириллом Лящевецким дружескую переписку.

В 1755 году Сковорода получил известие о том, что пан Стефан Томара просит у философа прощения и приглашает его вернуться в Каврай с тем, чтобы продолжить обучение его сына Василия. Несмотря на обиды, философ принял повторное приглашение и ради мальчика вновь поехал в село к Томаре, где прожил до 1758 года. Толком ни кому не известный мальчик Вася, обучавшийся Сковородой, стал впоследствии известен как сенатор и действительный тайный советник Василий Степанович Томара, проявивший себя как видный русский дипломат в Турции и на Кавказе.

В 1759 году Сковорода получил приглашение от архиерея Иоасафа Горленко и прибыл в Слободскую губернию для ведения преподавательской деятельности в Харьковском коллегиуме. После окончания учебного года (1759-1760) Сковорода не захотел принять монашеский постриг, оставил коллегиум и около двух лет жил в селе Старица близ Белгорода.

Где-то весной 1762 года Григорию Сковороде представилась возможность познакомиться со студентом-богословом Михаилом Ивановичем Ковалинским, который с тех пор становится его ближайшим учеником и другом. Ради этого юноши философ снова возвращается в Коллегиум: с сентября 1762 по июнь 1764 года он читает курс греческого языка. Тем временем, после смерти архиерея Иоасафа новым архиереем становится Порфирий Крайский. И сам Сковорода, и новый префект коллегиума протоиерей Михаил Шванский, и новый ректор Иов Базилевич не пользовались благосклонностью Порфирия Крайского. В результате, после окончания 1763-1764 учебного года Сковорода снова вынужден был покинуть учебное заведение. В это время Сковорода сближается с харьковским губернатором Евдокимом Алексеевичем Щербининым. В 1768 году Сковорода (по инициативе Щербинина) вновь возвращается в коллегиум: Евдоким Щербинин своим приказом назначил его на должность преподавателя катехизиса. Однако новый белгородский и обоянский епископ митрополит Самуил был недоволен тем, что катехизис читает светский человек, и критически оценив курс философа, весной 1769 года уволил его. Сковорода отстраняется от преподавания (уже в третий раз), после чего к преподавательской деятельности не возвращается.

В последующие годы Григорий Сковорода по большей части вёл жизнь странствующего философа-богослова, скитаясь по Малороссии, Приазовью, по Орловской и Курской губерниям; в последней он сблизился с архимандритом Знаменского монастыря Амвросием. Благодаря переписке известно, что в 1774 году Сковорода жил у сотника Алексея Ивановича Авксентиева в Липцах. Много времени в 70-е годы Сковорода проводил в Воронежской губернии, где проживали его близкие друзья, помещики Тевяшовы, у которых Сковорода часто гостил. «В гостеприимном острогожском доме (Тевяшовых) странник отогревался душой и телом». Диалог «Кольцо» и следом за ним «Алфавит, или букварь мира» Сковорода в 1775 году посвятил «Милостивому государю Владимиру Степановичу, его благородию Тевяшову». В 1776 году Григорий Саввич заканчивает в Острогожске «Икону Алкивиадскую» и адресует её отцу Владимира - Степану Ивановичу Тевяшову. Ему же посвящён и переведенный Сковородою с латинского диалог Цицерона «О старости».

В числе друзей Сковороды также было много видных харьковских купцов, среди которых следует упомянуть Егора Егоровича Урюпина («правую руку» Василия Назаровича Каразина), Артёма Дорофеевича Карпова, Ивана Ивановича Ермолова, Степана Никитича Курдюмова и др. Также Сковорода находился в близких отношениях с харьковскими дворянами, в частности, с вахмистром Ильёй Ивановичем Мечниковым, владевшим окрестностями Купянска. У него Сковорода часто останавливался погостить. Воспоминания о Сковороде вахмистра, а также его сына Евграфа Ильича Мечникова (предка знаменитых учёных Ильи Ильича и Льва Ильича Мечниковых) легли в основу биографии Сковороды, составленной Густавом Гессом де Кальве, женившимся на дочери вахмистра Серафиме.

В 1781 году Сковорода едет в Таганрог к брату своего ученика Михаила - Григорию Ивановичу Ковалинскому, который, в бытность учащимся в Харьковском коллегиуме, слушал вместе с Михаилом курс Сковороды о катехизисе. Как отмечает Густав Гесс де Кальве, поездка Сковороды в Таганрог продлилась в общей сложности около года. О пребывании Сковороды в городе свидетельствует сохранившаяся переписка с друзьями, которую философ вёл, проживая у Григория Ковалинского. Из биографии, составленной Густавом Гессом де Кальве, следует, что Григорий Ковалинский организовал по приезду Сковороды большой приём, на который были приглашены знатные вельможи. Однако Сковорода, проведав об этом, укрылся в телеге и не вошёл в дом до тех пор, пока гости не разошлись. Среди корреспондентов Григория Сковороды в этот период, в частности, фигурирует харьковский купец Степан Никитич Курдюмов. Переписка философа с Курдюмовым сохранилась в архиве семьи купца.

В 1790 году Сковорода заканчивает перевод с греческого «Книжечки о спокойствии души» Плутарха и посвящает её старому умирающему другу - секунд-майору Якову Михайловичу Захаржевскому.

Как показал И. И. Срезневский, Сковорода в эти годы стал окончательно расходиться в своих суждениях с догматами церкви. Белгородский протоиерей Иван Трофимович Савченков, находившийся в дружеской переписке с философом, с сожалением высказывался о том, что Сковорода в старости не признавал ни постов, ни обрядов, называя их «хвостами», которые надобно отсечь.

В 1791 году Сковорода уезжает в село Ивановка. Там он посвящает своему ученику Михаилу Ковалинскому свой последний философский диалог «Потоп Змиин», который он по-видимому написал ещё в конце восьмидесятых годов.

Весь 1792 год Сковорода проводит под Купянском в селе Гусинка.

В августе 1794 года философ останавливается у Михаила Ковалинского в селе Хотетове Орловской губернии. Сковорода передаёт все свои рукописи ученику и, попрощавшись, едет в Киев, чтобы там встретить свой конец.

Сковорода умер 29 октября (9 ноября) 1794 года в доме дворянина Андрея Ивановича Ковалевского в селе Ивановка Харьковской губернии на пути в Киев.

Есть упоминания о том, что когда Сковорода почувствовал приближение смерти, он помылся, оделся в чистую одежду, лёг и умер. На своей могиле философ завещал написать: «Мир ловил меня, но не поймал».

Воззрения

Общая характеристика

Образцом для своего богословия Сковорода считал александрийскую школу, а также особо почитал Сенеку и Марка Аврелия.

В своей философии Сковорода был близок к пантеизму, поскольку подобно Спинозе отождествлял Бога («высочайшее существо») и «всеобщую мати нашу натуру». При этом натура определяется как «римское слово» синоним слов природа или естество, которое во всей своей целокупности также может быть названо миром. При этом мир этот безначален, и символом его может быть назван змей, «в коло свитым, свой хвост своими жь держащим зубами». Причём Змей и Бог есть одно («змій есть, знай же, что он же и бог есть»). Эта природа порождает охоту (ражженіе, склонность и движеніе ), а охота - труд.

Весьма терпимо Сковорода относился к язычеству, видя в нём подготовку человеческого рода к принятию христианства («Языческіе кумырницы или капища суть то ж храмы Христова ученія и школы»). По отношению к религии предлагал средний путь между «курганами буйнаго безбожія» и «подлыми болотами рабострастнаго суевЂрія».

Мироздание он видел состоящим из трёх миров - макрокосма (вселенная), микрокосма (человек) и некий «симболичный мир», связующей большой и малый миры, идеально их в себе отражающей (например, с помощью священных текстов вроде Библии). Каждый из этих миров состоит из «двух естеств» - видимой (тварной) и невидимой (божественной), материи и формы.

Сковорода уделял значительное внимание не только христианской традиции в философии, но и античному наследию, в частности идеям платонизма и стоицизма. Исследователи находят в его философии черты как мистицизма, так и рационализма. Г. С. Сковороду нередко называют первым философом Российской империи. За свой необычный образ жизни, а также из-за того, что большинство своих философских сочинений Сковорода написал в диалогической форме, он получил также прозвание «русского Сократа».

В исследовании наследия Сковороды есть несколько тенденций. В частности, советскими учёными он интерпретировался обычно как просветитель, антиклерикал и демократ. Русская религиозная философия начала XX века рассматривала его как своего начинателя. Между тем, современный исследователь А. В. Малинов приходит к выводу, что у Сковороды вообще не было философской системы или философского учения в строгом смысле слова: «Он мудрец и учитель жизни, в творчестве которого обнаруживается школьный синкретизм философских, богословских, филологических проблем и языков».

А. Ф. Лосев из оригинальных идей Сковороды выделял его учение о сердце, мистический символизм в учении о трёх мирах и представление о двух сущностях мира, видимой и невидимой.

Проблема человека

В трудах Г. С. Сковороды центральное место занимает проблема самопознания, которая неминуемо сводится у философа к вопросу о природе человеческого существа. В соответствии с сентенцией о человеке, что является «мерой всех вещей» (тезис Протагора), Сковорода приходит к мысли о том, что человек является началом и концом всякого философствования. «Однако человек, который есть начало и конец всего, всякой мысли и философствования, - это вовсе не физический или вообще эмпирический человек, а человек внутренний, вечный, бессмертный и божественный ». Чтобы прийти к пониманию себя как внутреннего человека, необходимо пройти трудный путь, исполненный «страданий и борений». В случае Сковороды, этот путь сопряжён с отказом от абстрактного мышления, отказом от инструментов познания мира внешнего. Место эмпирического познания, таким образом, должно быть заполнено миром образно-символического, где символика должна быть «сродной» внутренней жизни и вечному смыслу бытия. Такую символику, - как христианский мыслитель, - Сковорода усматривает в Библии. Через текст Священного писания человеческая мысль «превращается в око Бога всевышнего». Библейский символизм Григорий Саввич называет «следами Бога». Ступая по ним, человек приходит к познанию себя как человека внутреннего, где «истинный человек и Бог есть тожде». Опыт самопознания Сковороды, таким образом, оказывается по своему духу необычайно близким рейнской мистике (Майстер Экхарт, Дитрих из Фрейбурга и др.), и лютеранской теософии (Якоб Бёме, Ангел Силезский и др.), проникнувшей в Русское царство через Немецкую слободу, и получившей своё первое оригинальное воплощение на православной почве в кругу «вольнодумца» Дмитрия Тверитинова.

Учение о трёх мирах

Согласно Сковороде, всё сущее состоит из трёх миров:

«Первый есть всеобщий мир обитательный, где всё рождённое обитает. Сей составлен из бесчисленных мир-миров и есть великий мир. Другие два суть частные и малые миры. Первый – микрокосм, то есть мирик, мирок, или человек. Второй есть символический мир, иначе Библия»

Учение о двух натурах и двух сердцах

Учение о сродности

Особое место в учении Сковороды занимала проблема «сродности», то есть следования человека своей природе. Познавшие сродность составляют, по Сковороде, «плодоносный сад», гармоничное сообщество людей, соединённых между собой как «части часовой машины» причастностью к «сродному труду» (сродность к медицине, живописи, архитектуре, хлебопашеству, воинству, богословию и т.п.). В учении о сродности и несродности Сковорода переосмысливает в христианском духе некоторые идеи античной философии: человек – мера всех вещей (Протагор); восхождение человека к прекрасному (эрос у Платона); жизнь в согласии с природой (стоики). Своя «сродность» или (как ещё пишет Сковорода) своя «стать» есть у каждого человека. Учение о сродности оказало влияние на славянофилов.

Учение о безначальности истины

Герменевтика Г. С. Сковороды

Язык Г. С. Сковороды

Язык произведений Григория Саввича Сковороды представляет проблемное поле, затрагивающее вопросы как филологического, так и философского характера. Специфика языка Сковороды отмечалась уже его учеником Ковалинским. Так М. И. Ковалинский утверждал, что Сковорода писал «на российском, латинском и эллинском языке », хотя иногда употреблял «малороссийское наречие». Украинский писатель Иван Нечуй-Левицкий писал, что книжный язык был «поглощён» Ломоносовым, «и возвращался на Украину в великорусских цветах». В то же время, церковный язык ещё не перевёлся. Сковорода также не мог отказаться и от родного народного языка. Все эти языковые течения, по мнению писателя, «Сковорода смешивал в кучу, временами в удивительных языковых композициях, чудных, рябых и в целом тёмных». Известный украинист Ю. В. Шевелёв, проведя филологический анализ сочинений Григория Сковороды, пришёл к выводу, что Сковорода в своих произведениях придерживался некой разновидности русского языка, хоть и отличной от литературного языка Москвы и Санкт-Петербурга. Виктор Живов пришёл к выводу, что Сковорода находился на пути «сведения русского и церковнославянского воедино ». К схожему заключению приходит и Л. А. Софронова. Проведя филологический анализ всего корпуса сочинений Сковороды, Людмила Софронова пришла к выводу, что основными «рабочими языками» Сковороды были церковнославянский язык русского извода, русский разговорный язык и, находившийся в становлении, русский литературный язык. Как показала Л. А. Софронова, Сковорода не просто обращался к языковым возможностям церковнославянского и русского языков, но раскрывал их культурные функции: прежде всего, через призму оппозиции сакральное /светское .

Так «ветхославенский» (церковнославянский язык по терминологии философа), - язык сакральный. Сковорода обращается к нему всякий раз, когда цитирует Библию. По мнению Л. А. Софроновой, философ любил использовать в собственных рассуждениях о Священном Писании риторический ход imitatio , как бы подражая Писанию: в этих случаях от переходил на церковнославянский язык. Иногда, впрочем, Сковорода обращается к церковнославянской лексике и в эпистолярных трудах. Наряду с церковнославянским, философ часто обращается в своих толкованиях Писания к русскому литературному языку, который содержал в себе множество церковнославянизмов. В. М. Живов отмечает, что «новый русский литературный язык мог с равным успехом черпать и из русского, и из церковнославянского источника ». Таким образом, переход с языка на язык в произведениях Сковороды был естественным. Русский язык для Сковороды – это, прежде всего, язык проповеди, которую и не следует произносить высоким стилем: «используя русский язык, (Сковорода) стремится приблизить священный текст к читателю ». Для стилистических перебивок Сковорода также использовал русский разговорный язык. Церковнославянский, русский (разговорный и нормированный литературный) языки органично переплетались в произведениях Сковороды, посвящённых вопросам толкования Священного Писания. «Специфика употребления церковнославянского и русского языков состоит в том, что они являются взаимодействующими величинами ».

Помимо этого Сковорода часто прибегал к латинскому языку. Латынь для Сковороды - это прежде всего эпистолярный язык, язык светской учёности, язык басен, поэзии и философии. Иногда Сковорода переходит на латынь в ремарках. В рассуждениях, касающихся вопросов толкования Священного Писания, Сковорода его не применял.

Греческий язык в произведениях Сковороды часто используется для истолкования исторических анекдотов. Сковорода рассматривает его как язык совершенного искусства и философии, язык Гомера и Сократа. В отличие, к примеру, от А. А. Барсова, Сковорода редко обращается к нему для истолкования Библии. Сковорода также уделял внимание греческому языку в эпистолярных трудах, о чём свидетельствует его переписка с Михаилом Ковалинским.

Как элементы барочной культуры в ключевых произведениях Сковороды в качестве перебивок также появляются латынь, древнегреческий, древнееврейский, немецкий, польский и даже венгерский языки.

Оценки и рецепция Г. С. Сковороды

В Российской империи

Оценки культурного значения Г. С. Сковороды крайне полярны. В Российской империи одни авторы были склонны видеть в нём значительную фигуру для отечественной культуры (В. Ф. Эрн, В. В. Зеньковский, Д. И. Багалей и др. - в их произведениях Сковорода предстаёт как «достойный для сердец пример», «первый русский религиозный философ», «первый самобытный мыслитель Руси», «завершитель эпохи казацкого барокко в литературе» и т.д.); другие, напротив, исходили из того, что значение Сковороды незаслуженно преувеличено и искусственно раздуто на волне национального патриотизма (В. В. Крестовский, Г. Г. Шпет, Э. Л. Радлов и др.). В. В. Крестовский резко отзывался о наследии философа, называя произведения Сковороды «семинарским тупоумием, схоластической ерундой и бурсацкой мертвечиной». Э. Л. Радлов писал беспристрастно: «Большого влияния Сковорода на развитие философии не имел; он оставил после себя лишь кружок поклонников, но не создал школы». Критическая позиция Радлова не была лишена оснований. В период рассвета Российской империи интерес к произведениям Г. С. Сковороды изначально проявляли только московские мартинисты, находившиеся в близких отношениях с учениками философа - Томарой и Ковалинским. Большой вклад в популяризацию фигуры Сковороды внесли его первые биографы: прежде всего, ученик Михаил Ковалинский и Густав Гесс де Кальве, женившийся на Серафиме Мечниковой. Оба биографа в красках описали жизнь философа. В меньшей степени на восприятие наследия Сковороды оказали влияние биографические очерки, составленные «обрусевшим швейцарцем» Иваном Вернетом, знавшим Сковороду лично и Иваном Снегирёвым, опиравшимся на очерк Вернета. Тем не менее, особо ценны воспоминания Вернета о Сковороде как личности: его характере и манере вести спор. Наряду с упомянутыми биографами, особую роль в распространении идей философа сыграл видный молдавский писатель Александр Хиждеу, впервые назвавший Сковороду «русским Сократом», ссылаясь на не сохранившийся до настоящего времени труд философа «Софросина, сиречь, толкование на вопрос, "что нам нужно есть" и на ответ "Сократа!"» .

Первым крупным обзорным исследованием, в котором рассматривалось значение жизни и наследия Сковороды, а также его влияние на философию и литературу, по праву считается издание сочинений философа Дмитрием Ивановичем Багалеем, приуроченное к 100-летию со дня рождения малороссийского мудреца. Багалей провёл обстоятельное исследование и, фактически, описал в своих произведениях все наиболее значимые труды, посвящённые жизни и философии Григория Саввича Сковороды, существовавшие на тот момент. К числу наиболее значительных исследований жизни и творчества Сковороды Багалей отнёс работы И. М. Снегирёва, И. И. Срезневского, Н. Ф. Сумцова, А. Я. Ефименко, Ф. А. Зеленогорского и В. И. Срезневского. Багалей не был склонен преувеличивать значение философских трудов Сковороды и прямо писал, что его жизнь представляет интерес гораздо больший, нежели его произведения. «Общий смысл жизни Сковороды, - пишет исследователь, - вполне сходится с его учением» и в этом состоит его ценность. К числу оригинальных идей своего исследования сам Д. И. Багалей относил сравнительный анализ жизни Сковороды и графа Льва Николаевича Толстого.

Особое внимание следует обратить на то, что в Российской империи Сковорода причислялся как к русским, так и к украинским мыслителям, при чём обе характеристики рассматривались не как взаимоисключающие, а как взаимодополняющие и уточняющие. Данное обстоятельство объясняется многозначностью обеих характеристик в дореволюционной России. Сковорода мог свободно причисляться к русским философам в силу подданства, языка произведений и этнической принадлежности: последняя признавалась в силу господства концепции триединого русского народа, предпосылки которой проклёвывались уже у самого Григория Саввича Сковороды, называвшего себя малороссом. Д. И. Багалей даже писал, что в ряде своих высказываний Сковорода «выступает русским националистом». Связь национального и религиозного сознания Сковороды, по-видимому, была в полной мере раскрыта в не дошедших до нас произведениях философа, озаглавленных как «Книжечка о любви до своих, нареченная Ольга православная» и «Симфония о народе» . В то же самое время Сковорода мог рассматриваться и как украинский мыслитель в силу происхождения, а также основного региона проживания, то есть Слободской губернии. Здесь важно учитывать, что Слободская губерния была утверждена на земле, где в XVII веке располагались слободские полки царской армии. В народе эта земля стала называться «слобожанщиной», или «cлободской украйной», то есть «окраиной», «граничной землёй» (см.: Название Украины). Данный топоним нашёл отражение и в административно-территориальном делении Российской империи: губерния уже при Евдокиме Щербинине стала называться Слободской Украинской (безотносительно этнического состава). В результате историк Н. И. Петров, к примеру, выделял «малороссийский» и «украинский» периоды Сковороды, опираясь на административно-территориальное деление России. Не менее примечательно высказывание самого Сковороды на этот счёт: философ называл Малороссию, т.е. Киевскую губернию, «матерью», а «Украйну», т.е. Слободскую губернию - «родною тёткой». Таким образом, указание как на украинскую, так и на русскую идентичность в произведениях Сковороды и в исследовательской литературе Российской империи, посвящённой философу, не находилось в прямой зависимости от этнического происхождения и культурной самоидентификации философа, но могло быть продиктовано различными факторами, чаще всего, административно-территориальным делением страны.

В трудах эмигрантов из России и Австро-Венгрии

В ходе гражданской войны 1917-1923 годов и по её итогам Россию вынуждены были покинуть как сторонники монархии, так и сторонники многих революционных движений, не получивших одобрения со стороны новой власти. В то же время в Австро-Венгрии, переставшей существовать по итогам Первой мировой войны, революционные брожения отразились на положении галицких русинов, многие из которых оказались в опале и бежали, в зависимости от политических предпочтений, кто на запад, кто на восток. Эмиграция интеллектуалов из повергнутых в крах империй отразилась, в частности, на формировании новых парадигм исследований жизни и философии Г. С. Сковороды. В силу радикальных изменений национальной политики старых империй, трансформации смыслов прежних этнонимов и топонимов и изменений в геополитической карте Европы, в трудах эмигрантов из бывших империй сформировались две парадигмы политических антагонистов, связанные с истолкованием философии Сковороды: консервативно-монархическая «русская», или «малорусская» (В. В. Зеньковский, граф П. А. Бобринский) и национально-освободительная «украинская» (Д. И. Чижевский, И. Мирчук), сформировавшаяся в Польском государстве (главным образом, во Львове и в Варшаве) при Юзефе Пилсудском, и получившая дальнейшее интеллектуальное развитие в трудах эмигрантов, работавших в Украинском свободном университете в Мюнхене, а затем в канадской школе украинистики. При чём сторонники обоих «лагерей» были идеологически и политически ангажированы в своих исследованиях. Утверждение украинской парадигмы требовало пересмотра всей интеллектуальной истории Восточной Европы. А. В. Малинов в этой связи пишет: «Д. И. Чижевский, пытаясь составить историю украинской философии, был вынужден непомерно возвеличить значение Сковороды как мыслителя. С одной стороны, он пытался проследить связь его воззрений с традицией немецкого мистицизма, а с другой, ещё более сомнительную связь антиномизма метода его произведений с немецкой идеалистической философией. Впрочем, то обстоятельство, что Сковорода был современником Канта ещё не делает его кантианцем». С другой стороны, отмечает А. В. Малинов, бросается в глаза как В. В. Зеньковский «пытался представить такую эволюцию философских идей русских мыслителей, в которой бы решающую роль играли их религиозные взгляды». Очевидно, В. В. Зеньковский видел свою основную задачу в противостоянии советской парадигме истории философии и занимал в целом охранительную консервативно-религиозную позицию: труды Д. И. Чижевского и И. Мирчука его при этом мало волновали. Впрочем, некоторые эмигранты (например, Н. С. Арсеньев) в целом игнорировали новое политически-ангажированное содержание русской и украинской парадигм, и свободно использовали обе характеристики по отношению к Григорию Сковороде, безотносительно какой бы то ни было политической нагрузки.

«Советская рецепция»

Интерес к Г. С. Сковороде среди советских историков и философов спровоцировал Владимир Дмитриевич Бонч-Бруевич. Ещё в начале XX века сочинения Сковороды были подготовлены В. Д. Бонч-Бруевичем к изданию в серии «Материалы по истории русского сектантства». Первый том, изданный Бонч-Бруевичем, остался единственным. Издание это «сыграло со Сковородой злую шутку». Поскольку В. Д. Бонч-Бруевич был другом В. И. Ленина, его усилиями Сковорода был включён в подписанный Лениным «План монументальной пропаганды». Именно этим объясняется обилие исследований философии Григория Сковороды в СССР, рост интереса к Сковороде в период «коренизации» и формирование культового образа «философа с котомкой», «борца с царизмом» и «национального освободителя». Именно таким был воспет Сковорода в советской литературе и кинематографе.

Образ «правдоруба из народа» и «борца с царизмом» плохо сочетался с наличием у Сковороды родственников среди малороссийских дворян и друзей среди вельмож, поэтому в советской рецепции жизни Григория Сковороды, философ признавался исключительным представителем украинского народа и борцом за его освобождение. Таким образом, решались сразу две задачи: с одной стороны, отказ от «русской парадигмы» исследований Г. С. Сковороды способствовал культурной коренизации в СССР, с другой, акцент на украинском происхождении Сковороды позволял добиться эффекта противостояния философа как простого казака русскому дворянству и вельможам. Сковорода, таким образом, становился природным апологетом народной вольницы и борцом за свободу «угнетённого народа» перед лицом монархии. Таким образом, хотя «советская парадигма» исследований Сковороды по духу была в равной степени чужда как эмигрантам из русской, так и из украинской диаспоры, подспудно она, всё же, способствовала закреплению «украинской парадигмы» и забвению «русской».

В официальной советской трактовке Сковорода рассматривался, прежде всего, как «крестьянский демократ» и «просветитель народа». И. А. Табачников так писал о Сковороде «В его мировоззрении всегда брали верх подлинный демократизм, гуманизм, просветительство и воинствующий антиклерикализм». Эту оценку иронически обыгрывает в своём анализе советского сковородоведения А. В. Малинов: «Юродство и опрощенчество понимались как демократизм, нравственные наставления и проповеди - как просветительство, а близкая сектантству критика официальной церковности - как антиклерикализм».

Память

На территории Украины имя Г. С. Сковороды носят несколько исследовательских учреждений и высших учебных заведений:

  • Институт философии НАН Украины
  • Харьковский национальный педагогический университет
  • Переяслав-Хмельницкий государственный педагогический университет

В селе Сковородиновка действует Национальный литературно-мемориальный музей Г. С. Сковороды. Портрет Григория Сковороды и два выполненных им рисунка помещёны на 500-гривенной купюре.

Философские трактаты и диалоги

Основные произведения:

  • Асхань («Симфоніа, нареченная Книга Асхань о познаніи самого себе»)
  • Наркисс («Наркісс. Разглагол о том: узнай себе»)
  • Беседа, нареченная двое, о том, что блаженным быть легко
  • Диалог, или разглагол о древнем мире
  • Разговор пяти путников о истинном счастии в жизни (Разговор дружеский о душевном мире)
  • Кольцо. Дружеский разговор о душевном мире
  • Книжечка, называемая Silenus Alcibiadis, сиречь Икона Алкивиадская (Израилский змий) (1776)
  • Книжечка о чтении священного писания, нареченна Жена Лотова (1780)
  • Потоп змиин (конец 1780-х)
  • Алфавит мира (Разговор, называемый алфавит, или букварь мира; 1775)
  • Брань архистратига Михаила со Сатаною о сем: легко быть благим (1783)
  • Пря бесу со Варсавою
  • Начальная дверь к христианскому добронравию (1769-1780)
  • Икона Алкивиадская
  • Сад божественных песен

Не сохранившиеся произведения:

Басни

  • «Басни харьковские» (1774)
  • «Благодарный Еродий»
  • «Убогий жаворонок»
  • «Басня Эзопова»

Григорий Саввич Сковорода - цитаты

Когда наш век или наша страна имеет мудрых мужей гаразда менее, нежели в других веках и сторонах, тогда виною сему есть то, что шатаемся по безчисленным и разнородным книг стадам - без меры, без разбору, без гавани.

Счастье наше есть мир душевный.

Без зерна орех ничто же есть, а без сердца - человек.

Бери вершину и будешь иметь середину.

Благословен Господь, сделавший всё трудное ненужным и всё нужное - нетрудным!

При проблемах с прослушиванием гляньте в справку.

Григорий Саввич Сковорода (22 ноября (3 декабря) 1722, село Чернухи, Лубенский полк – † 29 октября (9 ноября) 1794, Ивановка, Харьковщина) – украинский просветитель-гуманист, философ, поэт, педагог.
Образование получил в Киево-Могилянской академии. Преследуемый светскими и духовными властями, с 1770-х годов вел жизнь странствующего нищенствующего философа. В философских диалогах и трактатах библейская проблематика переплетается с идеями платонизма и стоицизма. Содержание человеческого существования – подвиг самопознания.
Григорий Сковорода родился в сотенном городке Чернухи Лубенского полка, сейчас на Полтавщине, в небогатой казачьей семье. Обучался в Киево-Могилянской академии, и ее библиотека стала для него источником знаний. В студиях был первый, и все лучшие похвалы принадлежали ему. Желание знать и познавать новые горизонты завело его в дальние края, а греческая, немецкая и главным латинский языки открывали ему двери в университетских зал, библиотек, выдающихся людей. После трехлетнего путешествия он вернулся в Украину, работал профессором в Переяславе, в Харькове, частно переводил Плутарха, писал свои произведения. О стиле его жизни с харьковского периода пишет первый биограф Ковалинский: «Вставал очень рано, ел раз в день, без мяса и рыбы, был всегда веселый, сильный, подвижный, со всего доволен, всем хорош, всем готов послужить. Уважал и любил добрых людей без различия их состояния, навещал больных, развлекал грустных, делился последним с тем, кто ничего не имел »(« Житие Сковороды »).
Под конец 70-х годов XVIII века, после различных конфликтов с властями, Григорий Сковорода выбрал совершенно новый и неизвестный до того стиль жизни, а именно – путешествие. И это путешествие продолжалось до самой смерти, почти тридцать лет. Была она полна приключений, окутанная преданиями и легендами. В ней никогда не расставался философ из Библии, свирелью или флейтой и своими писаниями. Слава о нем шла повсюду, и каждый, будь то господин, или крестьянин хотел его увидеть и услышать. Поэтому аудитория его была очень многочисленна и разнородна, и все понимали его – представителя большой правды.
Слава о Сковороде шла так далеко, что о нем узнала и царица Екатерина II, и пожелала его увидеть. Через своего уполномоченные Потемкина она послала Сковороде приглашение переселиться из Украины в Петербург. Посланец царицы застал Сковороду на краю дороги, где он отдыхал и играл на флейте, а недалеко него паслась овца хозяину, у которого философ задержался.
Посланец передал ему приглашение царицы, но Сковорода, просто и спокойно глядя в глаза посланником, заявил: «Скажите царице, что я не покину Украину – мне дудка и овца дороже царского венца».
Приятель и Життеписець Сковороды Ковалинский тоже свидетельствовал: «Когда писал Сковорода для своего края, то и употреблял порой украинского языка и правописания, применяемого в Украинском выговоришь. Он любил всегда свою врожденную язык. Очень любил свой родной край, свою милую Украины и когда отлучался за ее пределы, необходимо стремился поскорее туда вернуться и желал там умереть. Он выражает это во многих местах своих произведений. «Всяк должен узнать свой народ и в народе себя».
Умер 9 ноября 1794 в селе Пан-Ивановка (сейчас Сковородиновка) Золочевского района Харьковской области.
О смерти Сковороды записал Срезневский следующее: «… Был прекрасный день. К помещика съехалось много соседей погулять и повеселиться. Имели также на цели послушать Сковороды … За обедом был Сковорода необычайно веселый и разговорчивый, даже шутил, рассказывал о своем прошлом, о своих путешествиях, опыты. Очарованные его красноречием встали все от обеда, Сковорода исчез.. Он пошел в сад. Долго ходил он по перекрестным тропинкам, срывал овощи и раздавал их мальчикам, работавшим в саду. К вечеру пошел сам хозяин искать Сковороду и застал его под ветвистой липой. Уже заходило солнце: последние его лучи пробивались сквозь гущу листвы. С лопаты в руке копал Сковорода яму – узкую, длинную яму. – «Что это, друг Григорий, чем ты занят? – Спросил хозяин, подойдя к старому. «Пора, мой друг, закончить путешествие!» – Ответил Сковорода – «и так все волоссяи слетело с бедной головы от истязания, пора беспокоиться!» «И, брат, ерунда! Довольно шутить, пошли! »-« Иду! Но я попрошу тебя впереди, мой государь, пусть здесь будет моя последняя могила ». И пошли в дом. Сковорода недолго в нем остался. Он пошел в свою комнатку, сменил белье, помолился Богу и, пидложившы под голову свои писаные труда и серую свитку, лег, сложив накрест руки. Долго ждали его с ужином. Сковорода не появился. На другой день утром к чаю тоже, к обеду так же. Это удивило хозяина. Он осмелился войти к Сковороде, чтобы разбудить его, однако Сковорода лежал уже холодный закостенелый ».
Это было девятого ноября 1794. На кресте над его могилой, по просьбе самого Сковороды, написано: «Мир ловил меня, но не поймал …».
Его могила находится сейчас в селе Сковородиновка (ран. Пан-Ивановка, бывшая усадьба Андрея Ковалевского). К нему можно попасть, съехав с дороги Харьков-Сумы возле поселка Максимовка (60 км от Харькова). Далее нужно ехать 18 км до села Сковородиновка.
Сочинения Сковороды при жизни были печатные сотнями, потому что тогдашняя цензура нашла их «противными Святом Писание и оскорбительными для монашества». Воспитанный в духе философично-религиозного учения, Сковорода восставал против мертвой церковной схоластики и духового угнетения московского православия, опираясь в своей философии на Библию. Царство наше внутри нас, – поучал Сковорода, – и "Чтобы познать Бога, нужно познать самого себя … Пока человек не знает Бога в самом себе, нечего искать Его в мире." "Верить в Бога не значит – верить в Его существование, а значит – отдаться Ему и жить по Его закону. "Святость жизни заключается в делании добра людям». "
Официальная московская религия делила человечество на более благословенных Богом и менее благословенных, но даже таких, которые находятся как бы под клятвою, то есть крепостных. А Сковорода учил, что «всякий труд благословенная Богом», а распределение мест круг Бога называл непростительным грехом. Московское православие и вообще все московское духовенство было нетерпимым ко всему чужеземной как еретического, «неправославного». Сковорода учил, что больше и фактически единственная задача философии – искать правду и стремиться к ней. Но в условиях человеческой жизни эта цель недостижима, и счастье человека заключается именно в том, что она все должно искать правды. К этой цели можно идти разными путями, и поэтому нетерпимость к тем, кто иначе думает, не находит оправдания. Так же и религиозная нетерпимость не находит оправдания, ибо вечная правда проявляется в этом мире в разных формах. Будучи в отношении к себе самому совершенно бескомпромиссным постигнув вследствие этого полную гармонию между своей наукой и своей жизнью, Сковорода был чрезвычайно ласков и обозримом в отношении к другим.
Сковорода отстаивал права человеческой личности в каждом человеке, а в переводе на конкретную политическую язык того времени, это означало сильную демократическую тенденцию, которая была сопряжена с сочувствием к закрепощенных крестьянских масс, с острой неприязнью к московским угнетателей. В одном своем стихотворении, носивший многозначительный заголовок "De libertate» («О свободе») он писал тогдашним жаргоном, вынесенным из Академии:
Что это за вольность? Добро в ней
Какое?
Ины говорят, будто золотой.
Ах, не златое: еслы Сравнить злато
Против вольности, еще оно блату …
Будь славен вовек, о муже избранных,
Вольности отче, герою Богдане!

Упоминание о Богдане и самый заголовок стихотворения не оставляют сомнения, о какой именно «вольность» думал здесь Сковорода. На личной морали, как писал С. Ефремов, он очевидно не останавливался, а связывал ее с общественным и национальным строем – "сопрагаючы, – как сам выражался, – сродную себе частную должность (обязанность) с общею (общей)" .
Удивительно ли, что московской цензуре подобные мысли не нравились.
Как на источник радости, а отсюда – душевного здоровья, Сковорода указывает на дружбу. Однако выбирать друзей надо очень осмотрительно, минуя подхалимов и криводушних. Потому нередко неискренние друзья зучають молодого человека к неумеренности, соблазняя заверениями, что для чистого все чисто; в таких случаях надо решительно преодолеть застенчивость и твердо отказать, а в дальнейшем и вообще отказаться от общения с такими людьми, – предостерегает наставник. Если «мы охотно поддерживаем отношения с людьми, которые еще до сих пор здоровы, но ум которых поврежден и насыщенный ядовитым учением », мы рискуем попасть в их положение.
В одном из поздних посланий Сковорода рассказывает о встрече с монахом, которого «ужасно мучает демон печали, и который обычно называют бесом меланхолии. (…) Давая советы этому человеку, я сам чуть не пропал. (…) Очень важное значение имеет, с кем ежедневно общаешься и кого слушаешь. Пока мы слушаем, мы их дух в себя впитываем ». Эта история выглядит особенно поучительной, поскольку учитель, признавая, что сам подвергся печали, показывает, как поборол это состояние: во сне он обратился за помощью к Всевышнему: «Если Бог везде, если он присутствует и в этом черепке (при этом я поднял черепок с земли), то для чего ты ищешь утешения в других местах, а не внутри себя? Ведь ты лучшим из всех творений ».
Примечательно то, что, в отличие от многих мудрецов, Григорий Сковорода не противопоставляет душу и тело, осознавая, что человек – это сочетание одного и другого, а затем она должна относиться одинаково бережно к обеим частям своей натуры. Во многие наставление Сковорода сравнивает душу и тело и их функции: «обязательно и именно ежедневно подбрасывай в душу, как в желудок, слово или выражение», «… то, что увидишь и услышишь, превращай в питательный и спасительный сок, как животное, должна быть принесена в жертву Богу »об общении с разными людьми он говорит:« еда хорошая, но что толку, если она не нравится твоему желудку »и т.д.
Cам Сковорода проявляет завидную осведомленность с медицинскими теориями античных врачей: он отмечает, Гален, рассуждая о здоровье, советовал мальчикам и юношам употреблять холодную, а старым – теплую пищу и толкует эту мысль так: с горячей пищи развивается излишняя влажность, а отсюда – катар, насморк, навоз, влажность, сгущенная жаром. Плутарх так же считал причиной всех болезней избыток влаги в теле: «болезнь, всякая зараза и воспаление не могут привиться, когда тело холодное, лишенное слизи и легкое, как пробка (…), то сделай его тоньше, сокращая чрезмерное пищу и избегая огня, порожденного вином, откуда все пороки души, а из последних, в свою очередь, – все болезни тела ».
Сковорода конкретизирует связь между духовными и телесными недугами: человек, который злоупотребляет мясом и алкоголем, долго останавливается на тревожном раздумье – «отсюда преждевременное старение, когда не то хуже ». В 26-м письме к Михаилу Ковалинского, умело пользуясь латинским клинической терминологии, он перечисляет болезни и состояния, которые, по его наблюдениям, наиболее распространены среди людей: чесотка (scabies), лихорадка (febris), водянка (hydrops), эпилепсия (epilepsia), кашель (tussis), истощение (lassitudo) и т.п.
Лишь в 1798 г. вышел его "Нарциз, или познай самого себя", да и то без его фамилии. В 1806 г. журнал «Сионский Вестник» опубликовал еще некоторые его произведения. Затем в Москве в 1837-1839 гг вышли поосибно некоторые его произведения, и только в 1861 г. напечатано первую, но совершенно неполную сборник его произведений. Лучшая и большая сборка, но тоже не полная, вышла в 1896 г. в Харькове под редакцией проф. Д. Багалея. Здесь напечатаны 16 произведений, причем из них 9 раз! Кроме того напечатано здесь биографию Сковороды и некоторые его стихи. Еще одно издание произведений Гр. Сковороды вышло в 1912 г. в Петербурге под редакцией В. Бонч-Бруевича. Здесь напечатаны (?) Произведений нашего философа и очень красивая его биография пера М. Ковалинского, который был учеником Сковороды. Но полного издания произведений нашего философа сих пор нет, потому что разные его рукописи находятся по разным архивах и библиотеках.
Григорий Сковорода имел огромное влияние на своих современников и на дальнейшее украинское гражданство, и не только своей этической наукой, а главным образом своей жизнью, в котором слово никогда не расходилось с делом: его учение было в полном согласии с его жизнью. Чтобы оценить это влияние, как писал С. Ефремов, «достаточно будет сказать, что современники видели в нем« странствующие академию »и его самого считали стоящим за университет; достаточно сказать, что когда нужно было тогда найти в Украину идейную, честную и чистую человека, искали ее между «сковородинцем», то есть учениками этого чудного мужчину и сторонниками его науки. И даже первый на территории Украины университет Харьковский не зря появился на Слободской Украине, где больше жил и учил Сковорода … Жертвы на новый университет, после призыва и «драматических жестов» Каразина (г. 1802). посыпались главным образом от учеников Сковороды, знакомых и друзей его, и тех жертв сразу же набралось на большую, по тем временам, сумму – 400.000 руб. Воздействия от Сковороды бесспорно испытал и отец нового украинского писательства Котляревский, и отец украинской повести Квитка »… (Ист. укр. литературы, И, ст.255).
Невзирая на то, что произведений Сковороды не печаталось, они распространялись через переписывание «Сковороде не нужно было искать читателей, – они его искали: у него находились такие горячие сторонники и пропагандиста, что даже через газеты сообщали, закликаючии к себе желающих читать произведения украинский философа … Эти произведения заходили и под сельскую крышу: Вспомним Шевченкову память с детских лет:
Сделаю
Маленькую книжечку. Крестами
И узорами с цветками
Кругом листочки обведет
Да и списываю Сковороду,
Или «Три царие со дары».

Как видим, Сковорода стоит здесь рядом очень популярных произведений напивнароднои музы, и, действительно, много псалмов его и теперь еще поют слепцы и лирники, не зная и не ведая ничего об авторе … »(там же).
Сад божественных Песней
Песни и фабулы
Басни Харьковския
Трактаты. Диалоги
Издания произведений
Сковорода в живописи
Сковорода в скульптуре
Сковорода в киноискусстве
Мир «поймал» Григория Сковороду посмертно: изображение философа на банкноте номиналом 500 гривен. Памятная монета номиналом 1000000 рублей. Реверс. Именем Сковороды названо село Сковородиновка Золочевского района Харьковской; улицы в Киеве, Харькове, Полтаве, Одессе и других городах; Харьковский педагогический институт и Переяслав-Хмельницкий государственный педагогический университет имени Григория Сковороды носят имя Сковороды. Именем философа названы также Институт философии НАН Украины. Кроме того, в 2005 г. на базе Переяслав-Хмельницкого государственного педагогического университета имени Григория Сковороды был создан Центр Сковородинознавства, возглавленное д.филол.н. проф. Николаем Корпанюком, который каждые два года проводит Сковородиновские чтения.
15 сентября 2006 Национальный банк Украины выпустил банкноту номиналом 500 гривен, на аверсе которой изображен Григория Сковороду.
Памятные места и музеи Г. Сковороды


(22 ноября (3 декабря) 1722, село Чернухи Киевской губернии (ныне Чернухинский район Полтавской области) - 29 октября (9 ноября) 1794, село Ивановка Харьковской губернии)


Биография

Ревнитель истины, духовный богочтец,
И словом, и умом, и жизнию мудрец;
Любитель простоты и от сует свободы.
Без лести друг прямой, доволен всем всегда,
Достиг на верх наук, познавши дух природы,
Достойный для сердец пример, Сковорода.

Такими виршами почтил память своего старшего друга и учителя М. И. Ковалинский (Коваленский), завершая написанную в назидание потомкам «Жизнь Григория Сковороды» – наиболее полный и достоверный источник сведений об украинском мыслителе1.

Оставшийся в народной памяти «старец», бессребреник, нищий и бездомный странник, «любитель священной Библии», Григорий Саввич Сковорода (1722 – 1794) был одним из образованнейших людей своего времени. Гонимый недоброжелателями и клеветниками, не желавший ни «ловчить», ни «прислуживаться», он всегда находил возможность реализовать свою «внутреннюю» свободу вовне и отстоять собственное достоинство перед сильными «мира сего» – «мира», ловившего его клейкими тенетами страстей и соблазнительных компромиссов. Поэт, песни которого еще долгое время после его смерти пели соотечественники; педагог, чьи ученики, друзья и знакомые собрали в 1803 г. большую часть средств для основания Харьковского университета; принципиальный космополит, «гражданин мира», любивший «мать Малороссию и тетку Украину»; мудрец и мистик, неустанно ведущий в сердце «духовную брань», взыскующий «града невидимого», «горнего Иерусалима», с мучительной остротой переживающий трагическую двойственность бытия:

Мир сей являет вид благолепный,
Но в нем таится червь неусыпный…
Горе тебе, мир! Смех вне являешь,
Внутрь же душою тайно рыдаешь…

Образ Сковороды очень рано становится объектом мифологизации, что заметно уже в воспоминаниях Ковалинского. На протяжении XIX – к началу XX в. складывается один из самых известных сюжетов «мифа» о Сковороде: первый отечественный философ, зачинатель национальной философской традиции. Рассказывают, что В. С. Соловьев читал друзьям «Краткую повесть об Антихристе», сидя под портретом своего «духовного предка» – Сковороды. «В лице Сковороды происходит рождение философского разума в России; и в этом первом же лепете звучат новые, незнакомые новой Европе ноты, объявляется определенная вражда рационализму, закладываются основы совершенно иного самоопределения философского разума», – писал, разрабатывая свою концепцию русской философии, В. Ф. Эрн3. Многозначительным упоминанием украинского мудреца завершает свой роман «Петербург» Андрей Белый.

Сковороду называли харьковским Диогеном, «нашим» Пифагором и Ксенофаном, степным Ломоносовым и т. п. В советское время его выдавали за материалиста и атеиста. Некоторые представители украинской эмиграции писали о Сковороде как о создателе «украинской национальной идеи». Сейчас иные горячие головы сравнивают его с Кьеркегором, Хайдеггером, Поппером и даже с Буддой и Магометом. Впрочем, всегда находились и те, кто наотрез отказывался признавать в Сковороде философа, видя в нем лишь странствующего глашатая тривиальных моральных постулатов, полуеретика, полусектанта.

Сам Сковорода, вне сомнения, осознавал себя философом, «Сократом на Руси», и для этого были некоторые основания. Он вел со своими учениками сократические «беседы дружеские», темой которых был человек и его воспитание в добродетели посредством самопознания, душевный покой и счастье как результат следования своей внутренней природе. Умело, с хорошим педагогическим тактом вводил он своих собеседников в мир многовековой европейской культуры, в которой чувствовал себя как дома. Как и Сократ, Сковорода принадлежал к тому немногочисленному ряду мыслителей, чья жизнь строго соответствовала их учению, слово не расходилось с делом (именно эта столь искомая последующими отечественными мыслителями цельность прежде всего привлекала почитателей Сковороды, в том числе и Л. Н. Толстого). Наконец, не будучи ни великим религиозным реформатором, ни мыслителем ранга, например, Канта, Сковорода был, однако, настоящим философом.

Сковорода-философ – периферийное явление европейского интеллектуального процесса XVIII в., и потому серьезный интерес к нему возрастал по мере того, как классическая «просветительская» парадигма философствования сама перемещалась на периферию. Украинский мыслитель восстановил и реализовал в своей жизни и учении одно из древнейших представлений о философии. Любовь к мудрости, софийному мастерству, философия – не сумма готовых знаний, которую остается лишь усвоить, но прежде всего путь, рискованный поиск, впервые выявляющий природу человека, преобразующий сам режим его существования. Это аскетическое усилие как творческий акт созидания, «снимающий» безусловность мировой данности и позволяющий бытию явить, а человеку услышать голос логоса, смысла, истины. Усилие, пробуждающее самосознание, неустанная работа по поддержанию его бодрствования, интеллектуальное и нравственно-эмоционально-волевое «стояние на страже». Важно также, что философия, это «веселое ремесло и умное веселие», насквозь пронизана стихией игры, она и родилась в этой стихии, о чем не забывали даже перед казнью Сократ и Боэций. Напоминал об этом и Сковорода, завещав перед смертью написать на могильном камне свое знаменитое: «Мир ловил меня, но не поймал».

Г. С. Сковорода родился в с. Чернухи на Полтавщине, в семье малоземельного казака. В 1734 – 1753 гг. учился, с двумя перерывами, в Киево-Могилянской академии, где был сразу же отмечен как один из лучших студентов. Он слушал лекции таких знаменитых профессоров, как М. Козачинский, Г. Конисский, С. Тодорский, кроме того, неустанно занимался самообразованием. Два года провел в российских столицах в качестве певчего придворной капеллы Затем в составе миссии генерала Ф. С. Вишневского (поставка токайских вин к императорскому двору) он отправляется в Венгрию, а оттуда уже самостоятельно – в Польшу, Словакию, Австрию и, возможно, Германию и Северную Италию. Точный маршрут путешествия – а оно длилось до 1750 г. – неизвестен, но цель его Ковалинский называет вполне конкретно: Сковорода, «любопытствуя по охоте своей, старался знакомиться наипаче с людьми, ученостью и знаниями отлично славимыми тогда. Он говорил весьма исправно и с особливою чистотою латинским и немецким языком, довольно разумел эллинский, почему и способствовался сими доставить себе знакомство и приязнь ученых, а с ними новые познания, каковых не имел и не мог иметь в своем отечестве»4.

По возвращении Сковорода приглашен преподавать теорию поэтического искусства в коллегиум Переяславля (Хмельницкого), откуда, впрочем, был скоро изгнан за отказ привести свой курс в соответствие с установленными образцами. Он работал домашним учителем, отвергал неоднократно предлагаемый ему монашеский сан, с 1759 по 1769 г с перерывами преподавал поэтику, древнегреческий язык и катехизис в Харьковском коллегиуме. Растет его известность как педагога, мыслителя и поэта, вызывая, однако, неоднозначное отношение со стороны некоторых представителей духовенства. С 1769 г. и до конца дней Сковорода вел жизнь странствующего философа, «старичка» (своеобразное «монашество в миру»). С палкой в руке, с торбой за плечами, в которой лежат нехитрые пожитки, Библия, рукописи, флейта, он скитается по дорогам Слобожанщины, находя временный приют у друзей и знакомых в селах, хуторах, пасеках, дворянских усадьбах и монастырях. В этот период им написаны основные произведения. Умер Сковорода в с. Пан-Ивановка под Харьковом.

Сочинения Сковороды при его жизни не публиковались и распространялись в кругу его друзей и почитателей в рукописных копиях. Его перу принадлежат: трактат по христианской этике «Начальная дверь к христианскому добронравию», несколько философских диалогов («Наркисс», «Разговор пяти путников об истинном счастии в жизни», «Кольцо», «Алфавит, или Букварь мира», «Жена Лотова», «Брань архистратига Михаила со Сатаною», «Пря бесу со Варсавою», «Потоп Змиин» и др.), притчи, басни, разножанровая лирика, переводы греческих, латинских и новолатинских авторов, а также многочисленные, написанные превосходной латынью и книжным украинским языком письма.

Философские произведения Сковороды в значительной степени отличаются по форме от сочинений других отечественных философов XVII – XVIII вв., у которых доминировал предельно монологичный систематизаторе-кии трактат, а диалог играл второстепенную роль. Диалогические жанровые формы в это время использовались в так называемой низовой литературе. Осознанный отказ Сковороды от авторитарно-систематизаторского стиля мышления сказался и в его выборе диалогической формы для своих сочинений. Философский диалог Сковороды – довольно сложное жанровое образование. С одной стороны, он генетически зависит от «сократического» диалога на всем протяжении его истории: от эвристических бесед Сократа до диалога катехизисного типа. С другой стороны, принципиально отказываясь от многих форм христианской обрядности, Сковорода вводит в структуру своего диалога различные элементы христианского храмового действа, которые придают ему характер «внехрамовой литургии». Литургия входит в философский и жанровый синтез диалога, поскольку постоянно присутствует в творческом мышлении философа. Множество цитат из Библии, что так характерно для Сковороды, попадают в его сочинения опосредствованно – через богослужебный канон и в контексте диалога начинают выполнять особую, связанную с литургией функцию. Сковорода строил свое учение герменевтически – методом интерпретации священного текста – и потому закономерно включал в состав «символического мира» и текст богослужения в единстве словесного, «жестового», музыкального, иконографического его аспектов. Логика Сковороды «синхронна» здесь внутренней логике святоотческой традиции, которая от экзегетики Священного Писания приходит к так называемой мистагогии – толкованию богослужения как средства коллективного обожения (Кирилл Иерусалимский, Псевдо-Дионисий Ареопагит, Максим Исповедник и др.). Общая экзегетическая установка мыслителя, связанная с истолкованием Священного Писания, образует и принципы его мистагогии. Понимание Сковородою таинств носит исключительно символический характер. Философский диалог Сковороды – это зачастую не просто размышление его персонажей, но «делание», соглашающее («симфониа») сердца друг с другом и с Богом.

Было бы неправильным усматривать в Сковороде «философа без системы». Цельность его натуры, его жизнь как опыт свободного построения своего бытия проявились и в цельности его мышления – мышления поэта и философа эпохи позднего барокко. Центральные моменты метафизики Сковороды и формы ее выражения (персоналистически истолкованный платонизм, доктрины «безначальной истины» и Софии-Премудрости Божией, библейская герменевтика, диалогические жанровые структуры) являют собой своеобразное «барочное» единство, основанное на оригинальном осмыслении идей, тем и образов предшествующих эпох европейской культуры. В учении Сковороды вполне отчетливо представлены следующие традиционные аспекты: теология – учение о сверхсущем Едином, Божестве в его эманации (переходе к низшим ступеням), неоплатоническая интерпретация христианской тринитарной доктрины в форме учения о «трех мирах», теодицея; онтология – платонизированное учение о «двух натурах» и «трех мирах» как парадигма диалектики сверхсущего, сущего и не-сущего; гносеология – обретение истины на пути «эротического» восхождения к «первоистоку» (архе), герменевтическая природа процесса познания ноуменального (глубинного) уровня вещей, самопознание, онтологическое понимание истины; антропология – «внутренний человек» как отрасль божественного Логоса, взаимоотражения микро- и макрокосма в связи с проблемой «теосиса» (обожения), человек как сущность, владеющая бытием-для-себя; этика – персоналистическое подражание «идее» человека, «неравное всем равенство», «сродность», самодостаточность, аскеза; эстетика – «прекрасное» – «идеи» вещей в умопостигаемом свете Единого, «безобразное» – небытие (меон), результат утраты «идеями» («эйдосами») своей самотождественности, творчество как созидательная работа над становлением вещей на пути приведения небытия к бытию.

Вся эта проблематика тесно связана с философской мыслью античности, средних веков, Ренессанса и барокко, представленной именами Платона, Плотина, Эпикура, Плутарха, Лукиана, Филона Александрийского, Климента Александрийского, Оригена, Псевдо-Дионисия Ареопагита, Максима Исповедника, Эразма Роттердамского, Мануила Козачинского, Димитрия Ростовского, Паисия Величковского и др.

Центральное место в философии Сковороды занимает учение о «трех мирах» (макрокосм – «мир обительный», вселенная; микрокосм – социум и человек; мир символов) и «двух натурах». «Все три мира состоят из двух едино составляющих естеств, называемых материя и форма. Сии формы у Платона называются идеи, сиречь видения, виды, образы. Они суть первородные миры нерукотворенные, тайные веревки, преходящую сень, или материю, содержащие. В великом и в малом мире вещественный вид дает знать об утаенных под ним формах, или вечных образах. Такое же и в символичном, или библейном, мире, собрание тварей составляет материю. Но Божие естество, куда знамением своим ведет тварь, есть форма. Ибо и в сем мире есть материя и форма, сиречь плоть и дух, стень и истина, смерть и жизнь»5. Обе «натуры» («видимая» – материя и «невидимая» – форма) вечны, и диалектика их взаимодействия проявляется в виде постоянного акта «творения из ничего» – бесконечного процесса становления вещей. В сиянии сверхсущего Блага предстают «идеи» как предвечные парадигмы вещей, первичные порождающие модели, причащаясь которым материя (небытие) обретает бытийный статус (так солнце, освещая дерево, является причиною появления его тени, которая «находится обезьяною, подражающею во всем своей госпоже натуре»).

Сверхсущее Единое, материя как «небытие», особый способ их взаимодействия и некоторые другие моменты свидетельствуют о платоническом характере понимания Сковородой бытия. Это тем более примечательно, что профессора Киево-Могилянской академии, как правило, отдавали предпочтение аристотелизму, и платоновское учение об «идеях» представало в их курсах объектом критики. Платон интерпретируется Сковородой в духе неоплатонизма, поскольку в средние века и значительно позднее на онтологию Платона смотрели сквозь призму неоплатонической триады «Единое – Ум – Душа», которая, в свою очередь, мыслилась зависимой от христианского учения о Троице. Сущее возникает путем развертывания сверхсущего Блага (Единого). Неоплатоническая лестница «Единое – числа – Ум – Душа – космос – материя» есть результат взаимодействия двух субстанциально неравноправных моментов, Единого и материи: с одной стороны, сущее является таковым в силу причастности к Единому, а с другой – материя оказывается общим принципом становления вещей, чистой потенцией бытия. Таким образом, ступеньки развертывания Единого зеркально отображают одна другую, вся лестница оказывается иерархией «зеркал», «образцов» и «образов», «пирамидой света и тьмы». На полюсах Единое есть зеркало как исполненный источник всего сущего, материя же есть зеркало как ирреальная грань, условие проявления Единого в ином. Эти метафоры-философемы, восходящие к сочинениям Платона, Плотина, гностиков, Псевдо-Дионисия Ареопагита, характерны для Сковороды. Называя «зеркалом» Бога, Сковорода, подобно Николаю Кузанскому, имеет в виду, что только одно зеркало безупречно – сам Бог, которым все принимается как есть, ибо это зеркало ни для чего существующего не другое, а то самое, что есть во всем; потому и каждая ступенька бытия является, в свою очередь, «зеркалом» Бога. Типично платонической предстает у Сковороды также и метафора «зеркала» – небытия: «…вели поставить вокруг себя сотню зерцал венцом. В то время увидишь, что один твой телесный болван владеет сотнею видов, от единого его зависящих. А как только отнять зеркала, вдруг все копии скрываются во своей исконности, или оригинале, будто ветви в зерне своем. Однако же телесный наш болван и сам есть единая только тень истинного человека. Сия тварь, будто обезьяна, образует лицевидным деянием невидимую и присносущую силу и божество того человека, которого все наши болваны суть как бы зерцаловидные тени, то являющиеся, то исчезающие при том, как истина господня стоит неподвижна вовеки, утвердившая адамантово свое лицо, вмещающее бесчисленный песок наших теней, простираемых из вездесущего и неисчерпаемого недра ее бесконечно»6. Здесь «зерцало» как элемент конструирования философской модели бытия представляет проблематику отражения «идеи» в материи, когда первая утрачивает собственное совершенство и вследствие потери самотождественности распадается на «бесчисленный песок» подобий, отблесков. Существенно, что вся проблематика зеркального отображения имеет у Сковороды своеобразную экзистенциальную сверхзадачу, будучи переносима в плоскость диалектики «я – не-я». Мир (совокупность страстей) предстает во всех своих проявлениях в виде расставленных «венцом» зеркал, которые отображают самого мудреца, а точнее, творящуюся в нем самом борьбу между разумом и страстями. В сознании же неразумного человека такая модель зеркального отражения предстает как бы «опрокинутой»: здесь господствует обратная перспектива, своего рода зеркальная инверсия, когда, по слову Григория Нисского, греховный разум человека, вместо того чтобы отображать вечное, отображает в себе бесформенную материю.

Разработкой и детализацией учения о «двух натурах» и «трех мирах» стала у Сковороды укорененная в библейской, античной и раннехристианской почвах софиология. София-Премудрость Божия, имеющая у каждого народа свое имя, но единая для всего сущего, есть мать «доброты всякой» (т. е. добротности, ладности) и «стройности»: это принцип устроения, упорядоченности, размеренности и взаимосоотнесенности частей целого. Она есть мысли и советы, промышление Божества о мире, сердце мира. София включает в себя начала, формы и виды творения, это «план» мироздания в целом и подробностях.



Принципиально в соотношении «невидимой» и «видимой» натур в макрокосме то, что макрокосм, устроенный согласно «мере, числу и весу» и управляемый «промыслом общим», совершенен. Свойственного гностицизму отрицания природы у Сквороды не найти. «О всем зрелым разумом рассуждайте, не слушая шепотника диявола, и уразумеете, что вся экономия Божия во всей Вселенной исправна, добра и всем нам всеполезна есть»7. Привычное в XVII – XVIII вв. уподобление мира часам и машине у Сковороды уравновешивается другим сравнением: мир – это вертоград Божий, насажденный и взращенный Премудростью, яблоневый сад, где философ ведет беседы со своими взыскующими истины друзьями. Великолепие живого космоса, пронизанного творческими мыслями (логосами), есть иное Бога, точнее, его Премудрости, космос «софиен», и София «космична».

В мире символов между двумя натурами ощутимо уже некоторое несоответствие. Форма творящая и форма сотворенная рассогласованны. Во-первых, это естественное противостояние чувственной знаковой стороны символа и его смысловой полноты. Во-вторых, это видимое противоречие разнородного состава самого мира символического и предполагаемого сущностного единства. Это несоответствие и рассогласование преодолевается в акте медитации философом, богословом, «мистагогом», открывающим в священном тексте Премудрость божественного замысла.

В сфере микрокосма расчлененность духовной жизни человека, обилие ремесел, искусств, наук и т. д. находит в Софии принцип сопряжения и взаимосоотнесенности. Это учение о многообразной, многовидной Премудрости, опирающееся на новозаветные тексты и развиваемое раннехристианскими авторами, становится для Сковороды основой его знаменитой концепции сродного (т. е. софийного) труда. В Софии заключены и «модели», идеальные «образцы» государства, города, семьи.

Социальная динамика, движение человека по общественной лестнице к вожделенному «центру» становится у Сковороды знаком негативного, неистинного существования. Позитивным является движение внутрь, осуществление индивидом сродности, божественного о себе замысла, «внутреннего человека». Это происходит путем самопознания и осуществляется в форме какой-либо общественно значимой деятельности, в мастерстве. Совокупность сродностей как умопостигаемых предвечных личностей, «внутреннее человечество», есть София, «невидимая натура» микрокосма.

Однако именно в микрокосме разрыв между двумя «натурами» достигает катастрофического размера. И чтобы прояснить причину этого разрыва, Сковорода конкретизирует свою софиологию посредством модели «мир – театр», тем самым открывая в ней неожиданную грань. Макрокосм теперь может быть описан как «вселенский чудотворный театр», а София становится сценарием этого космического действа. В мире символов София будет сценарием, лежащим в основе символического (аллегорического) представления Священного Писания. В сфере же микрокосма Премудрость мыслится образцом общественного устроения, особым промыслом для человека, его ролью в «божественной комедии». «Театральная софиология» Сковороды, опирающаяся на излюбленное в античности представление о мире как театре, общераспространенное в культуре барокко, но отвергаемое раннехристианскими мыслителями, есть попытка решения проблемы зла, т. е. вариант теодицеи. Зло у Сковороды – это беспорядок, не-строение, не-должное расположение благих самих по себе элементов мира, «те ж от Бога созданные благие вещи, приведенные кем-то в беспорядок»8, это отказ человека от своей (внутренней) сродности-роли, предусмотренной божественным сценарием, и игра чужой роли, превращение мира в низменный маскарад, театр суеты и амбициозного лицедейства. Истоки зла – в своеволии человека, своевластии-самозванстве, отвергающих божескую волю и стремящихся утвердить свой порядок вещей. Как беспорядок, так и восстановление порядка у Сковороды – постоянный процесс, происходящий помимо искупительной жертвы Христа, поскольку грехопадение первого человека не имеет в его учении существенного значения. Потому и София не имеет лика Христа; это скорее Бог-поэт, ритор, творящий из косного материала поэму мироздания и внутренне присущий своему творению. «Бог богатому подобен фонтану, наполняющему различные сосуды по их вместимости, – иллюстрирует Сковорода свою «театральную софиологию». – Над фонтаном надпись сия: «Неравное всем равенство»9. Так Премудрость многообразная оборачивается Софией многоликой.

По-видимому, сам Сковорода, с его обостренным чувством зла в мире, ощущал некоторую «легковесность» своей теодицеи, и это влечет за собой параллельное, так сказать, присутствие в его сознании и сочинениях радикального эсхатологизма, напряженное чаяние благодатного преображения в конце времен.

Философское творчество Сковороды чаще всего предстает в форме толкований к «символичному миру», важнейшая черта которого – его многосоставность, «синтетичность» (это не только Библия, но и античная мифология, восточнославянский фольклор, размышления античных авторов). Сковорода последовательно проводит идею «безначальной истины»: «Частицы разбитого зеркала едино все лицо изображают. А разнообразная Премудрость Божия в различных в стовидных, тысячеличных ризах в царских и в сельских, в древних и нынешних, в богатых, в нищих и в самых подлых и смешных одеждах как крын в тернии, сама собою все украшая, является одна и та же» Потребность на деле выявить это тождество приводит Сковороду, как в свое время Филона Александрийского, к аллегоризму в толковании библейских текстов. Персоналистическая интерпретация «мира символов» у Сковороды близка античной аллегорической интерпретации гомеровского эпоса. При этом, размышляя над античным идеалом философа, образами ветхозаветных пророков, личностью Христа, Сковорода склонен рассматривать их как исторические проявления «совершенного человека».

Наиболее важным в облике «совершенного человека» Сковорода называет самодостаточность (автаркию), которая достигается путем «богоподражания» в духе идей Сократа, Демокрита, киников, стоиков, эпикурейцев, неоплатоников. У Сковороды эта модель преобретает следующий вид: «схоле» – досуг и одновременно обучение, работа над собой, принципиально свободное философствование, противопоставленное любой общественно регламентируемой деятельности. Она предполагает также эвдемонизм, понимание счастья как душевного покоя вследствие свободы от страданий. Мудрый человек схож с гомеровскими олимпийцами с их неугасимым смехом, бесстрастностью и блаженной полнотой. Кроме того, мудрец является гностиком, реализующим себя в практике самопознания (способ постижения Абсолюта), размышлении над священным текстом, исполнении заповедей и педагогической роли воспитания людей в добродетели. Идеальный гностик – смеющийся Христос (в понимании которого Сковородою существенно ослаблена его спасительная миссия).

«Верховнейшею наукою» Сковорода признает богословие, рассматриваемое как наука о самопознании и достижении человеком счастья (такая интерпретация характерна для украинской метафизики того времени – например у Касияна Саковича, Антония Радивилловского, Димитрия Ростовского и др.). Однако самопознание у Сковороды существенно отличается от практики покаянного «истязания совести»: Сковорода превращает в самопознание платоновское познание эйдосов вещей. Таким образом, философская Любовь («вечный союз между Богом и человеком»), т. е. сила, причащающая «внешнего», эмпирического человека к его вечной идее, предстает своеобразной переработкой платоновского учения об Эросе в духе библейской антропологии. «Метафизические свойства платоновской идеи – вечность, божественность, ноуменальность, красоту и благость – Сковорода переносит на неповторимую личность человека, взятую в ее умопостигаемой глубине, и платоническое явление Эроса и философской влюбленности становится для него прежде всего внутренним фактом духовной жизни». Поэтому этика Сковороды не носит нормативного, «безличного» характера, она «автономна», индивидуальна и конкретна. Предмет любви и влечения, к которому стремится душа мудреца, не вне его, как у Платона, а внутри. Так достигается у Сковороды единение платоновского Эроса с христианской сострадательной любовью (агапе) в феномене «мудрого нарциссизма».

В самопознании человек открывает, что его сущность не исчерпывается одной интеллектуалистичной стороной. Существо человека в его сердце, в его воле. Отсюда достаточно критическое отношение Сковороды к отвлеченному, уводящему от самопознания и изменения своего бытийного статуса знанию. «…Мы в посторонних околичностях чересчур любопытны, рачительны и проницательны: измерили море, землю, воздух и небеса и обеспокоили брюхо земное ради металлов, размежевали планеты, доискались в Луне гор, рек и городов, нашли закомплетных миров неисчетное множество, строим непонятные машины, засыпаем бездны, возвращаем и привлекаем стремления водные, что денно новые опыты и дикие изобретения. Боже мой, чего не умеем, чего мы не можем! Но то горе, что при всем том кажется, что чего-то великого недостает». Оторванная от жизни духа наука не имеет смысла. Человек познает не для того, чтобы отвлеченно знать, а для того, чтобы истинно быть, возрастать в истине, изменять привычные параметры своего существования в направлении ее божественной полноты.

Сковорода не имел серьезно философствующих учеников и не создал школы. Однако многие из его идей и образов – прямо или опосредствованно – получили разработку в сочинениях позднейших отечественных мыслителей и писателей (П. Д. Юркевич, Н. В. Гоголь, А. Белый, В. Ф. Эрн, П. А. Флоренский и др.).

Биография




Родился в с.Чернухи Лохвицкого уезда Полтавской губернии в семье малоземельного казака. В шесть лет он обнаружил влечение к наукам и музыке. Первый его учитель - дьяк - сроднил его с Церковью. В сентябре 1738 г. поступает в знаменитую Киево-Могилянскую академию. Не окончив полного курса, в 1741/1742 г. принят певчим в придворную императорскую капеллу. Два года придворной службы не смогли убить в Сковороде склонности к академическим занятиям и во время поездки императрицы Елизаветы Петровны в Малороссию в должности придворного уставщика он остался в Киеве для продолжения учебы. Во время прохождения философского класса Сковорода слушал лекции Г. Конисского, М. Козачинского, С. Тодорского, овладел несколькими языками (латынью, немецким греческим, древнееврейским), знал как древнюю, так и новоевропейскую философию.

В 1750 г. началось трехлетнее заграничное путешествие Сковороды: в составе специальной миссии, под началом полковника Гавриила Вишневского, он отправляется в Венгрию, к «Токайским садам». Среди биографов существует мнение, что мыслитель посетил как паломник также Германию (где у философа Вольфа ознакомился с тогдашней немецкой философией и богословием), Италию, Польшу, Австрию, где также слушал университетские курсы.

К 1753 г. относится первое датированное стихотворение Сковороды, написанное по поводу вступления в должность нового переяславского епископа Иоанна Козловича.

Практическим следствием стихотворного подношения было приглашение прочитать курс пиитики в Переяславской семинарии в 1751. Первый трактат Сковороды «Рассуждение о поэзии и руководство к искусству оной» не сохранился, но известно, что Иоанн Козлович дал отрицательный отзыв на рукопись и потребовал объяснений от преподавателя семинарии. Гордый и независимый ответ Сковороды завершающийся латинской пословицей о том, что иное дело пастырский жезл, а иное пастушеская свирель, вызвал гнев епископа («Не живяше посреди дому моего творяй гордыню!») и увольнение строптивого педагога.

Оставшись совершенно без средств к существованию, Сковорода принимает приглашение на должность домашнего учителя к сыну богатого помещика Степана Томары. Именно во время учительства в имении Каврай раскрывается поэтический дар философа и создается «Сад божественных песен». Можно утверждать, что именно в недрах поэтических откровений Сковороды были заключены выводы его будущих философских прозрений и формы его жизненного поведения: «Не пойду в город богатый. Я буду на полях жить, // Буду век мой коротати, где тихо время бежит...»

Но прежде чем осуществить свой идеал жизни среди зеленых полей, Сковорода предпринял еще одну попытку учительства в большом городе. В 1759 г. он принял от епископа Иоасава Миткевича приглашение на должность учителя поэзии в Харьковском коллегиуме. Около десяти лет (1759-1769) преподавал Сковорода в Харькове, написав специальный курс «Начальная дверь ко христианскому добронравию».

Важнейшим событием в жизни Сковороды этого периода было знакомство с Михаилом Коваленским. Нежная дружба учителя и ученика вылилась в знаменитую переписку на латинском языке, которая сама по себе может восприниматься как срез духовной культуры XVIII в., а также в биографическое сочинение, написанное Коваленским: «Жизнь Григория Сковороды».

Свои сочинения Сковорода писал на малороссийском диалекте русского языка. Его творчество одновременно принадлежит и русской и украинской культуре.

За время преподавания в Харьковском коллегиуме он написал только лишь два философских сочинения - диалоги «Наркисс» и «Асхань».

Философ постоянно полемизировал с официальными религиозными доктринами, проповедовал учение Коперника, разрабатывал подходы к созданию новой религии "добродетели и любви". Сформулировал гениальную догадку об относительности и абсурдности любой идеи равенства в имуществе, идею "неравного всем равенства": "Бог богатому подобен фонтану, наполняющему различные сосуды по их вместимости. Льются из разных трубок разные струи в разные сосуды, вокруг фонтана стоящие. Меньший сосуд менее имеет, но в том равен есть большему, что равно есть полный".

10 лет пробыл Сковорода в Коллегиуме. Дважды от него избавлялись, дважды он возвращался. Третьего раза он не осилил. В 1769 г. завершилась преподавательская деятельность философа в Харькове и начался период активной философской работы, а также скитаний и странствий. Сковорода навсегда оставляет службу и с 1769 г. начинает свои странствия в качестве странствующего проповедника-философа («старчика»). Он бродяжничает, приживалъничает, отшельничает:
(«Если не могу ни в чём любезному отечеству услужить, то, по крайней мере, всеми силами стараться стану не быть никому ни в чём вредным»).

Последние двадцать пять лет жизни Сковорода провёл в скитаниях по Слобожанской Украине, из села в село, из города в город, распевая духовные песни и наигрывая на флейте меланхолические импровизации, исполненные проникающей душу нехитрой гармонии. Григорий Саввич проповедует на ярмарках, в сёлах, распевая на полях духовные песни и наигрывая на флейте у озер меланхолические импровизации, исполненные проникающей душу нехитрой гармонии; он делается дорогим гостем всех любящих поэзию и правду, любит подолгу бывать в украинских монастырях, у своих друзей - архимандритов и среди них имеет своих почитателей. В этот период им написаны основные философские произведения: трактаты, диалоги, притчи.

Сковорода неоднократно получал приглашения вступить на поприще церковно-монастырской жизни, его прельщали возможностью достижения высоких должностей в церковной иерархии, но идеалы русского нестяжательства и вольнолюбивый характер заставили его выбрать посох странствий и удел нищего философа.

Необычайная жизнь и оригинальный строй мыслей создали определенный ореол славы вокруг имени Сковороды. Его скитания не были чем-то тягостным для него. Бродячий философ подолгу жил у своих знакомых, учеников и почитателей его таланта.

Среди наиболее известных адресов, где останавливался странствующий философ - Изюм, Бурлук, Бабаи, Гусинка, Дисковка, Купянск, Маначиновка, Чугуев, Липцы, Должок, Ивановка. В селе Бабаи Сковорода завершил свои «Басни Харьковские» и написал диалоги «Кольцо» и «Алфавит, или букварь мира». Эти сочинения были уже зрелыми философскими работами, в полной мере репрезентирующими основной строй философского миросозерцания мыслителя.

Все тогдашние живые умы и сердца устремлялись к нему. О нём писали в письмах друг другу, толковали, спорили: то отзывались весьма хвалебно, то злословили.

За два месяца до смерти Сковорода отправился в Орловскую губернию, чтобы свидеться с М. И. Коваленским (в будущем – куратором Московского университета) и отдать ему на сохранение все свои рукописи. Любимому ученику был посвящен и последний диалог философа - "Потоп Змиин".

Умер Сковорода 29 октября (9 ноября) 1794 года в селе Иванивке на Харьковщине. «Мир ловил меня, но не поймал», – завещал он начертать на своём надгробном камне.

При жизни философа его сочинения были известны только в списках. Он был автором философских диалогов: Асхань, Наркисс, Беседа, нареченная двое, Разглагол о древнем мире, Разговор пяти путников о истинном щастии в жизни, Кольцо и др., а также трактатов и разнообразных поэтических сочинений, переводов греческих и латинских текстов (в том числе трудов Плутарха, Теренция, Цицерона).

В отличие от схоластизированного аристотелизма киевских профессоров, философия Сковороды - персоналистически истолкованный платонизм. В центре ее - учение о трех «мирах» («макрокосм» - Вселенная, «микрокосм» - человек и социум, «мир символов» - Библия, мифология, фольклор, философские сентенции) и двух вечных «натурах» Задача человека - сквозь видимую «натуру» (материя, плотть, буква) прозреть «натуру» невидимую - «безначальное единонача-ло», софийную основу каждого из трех «миров» иерархию форм-эйдосов-архетипов, парадигму общественного устроения (совокупность «сродностей»), духовный смысл сакрального текста Путь - самопознание, постижение и реализация своего «внутреннего человека», «сродности» (софийная предрасположенность к определенной форме общественно значимого труда, мастерству) Резульатом является счастье, понимаемое как самодостаточность (автаркия), душевный покой и бесстрастие Специфика «сродного труда» философа - свободное размышление о первоначалах, аллегорическая (в духе Филона, Климента Александрийского и Оригена) интерпретация мира символов, исполнение заповедей и педагогической («сократической») функции воспитания людей в добродетели Идеи и образы Сковороды получили разработку у П. Д. Юркевича, Н. В. Гоголя, В Ф Эрна, П. А. Флоренского, А. Белого и др

В историю Украины и России XVIII века Сковорода вошёл как философ, писатель и педагог, как их «Странствующий университет». Его идеи и образы впоследствии получили разработку у П. Д. Юркевича, Н. В. Гоголя, В. Ф. Эрна, П. А. Флоренского, А. Белого и др.

8 августа 1987 года в Крымской обсерватории советскими учёными была открыта малая планета № 2431. Её назвали именем Г.С.Сковороды.

О личности Г. С. Сковороды.

Он был сведущ во всех высших на то время науках. Изучил многих светских классиков, а также классиков церковных - Августина, Афанасия Великого (293 - 373), Василия Великого (329 - 378), Кирилла Александрийского (ок. 315 - ок. 386).

О себе Сковорода говорил без всяких экивоков и околичностей, что «замыслил умом и пожелал волею быть Сократом на Руси».

Он практически никого не цитировал и ни на кого не ссылался, блестяще сочетая интеллектуальную стилистику сократических диалогов и озарения истинного пророка.

Резкость и прямота суждений, конфликтность натуры, независимость ума превратили его в отовсюду гонимого и всеми оклеветанного.

Дорогой жизни Г. С. Сковороды стало его удивительное учительство. Он сдеж лался народным учителем в самом чистом и глубоком смысле этого слова.

Харьковский генерал-губернатор Е. А. Щербинин как-то спросил Сковороду: «Человек добрый! Почто не займёшься ты делом каким-нибудь?» На что тот ответил: «Глубокочтимый пан! Мир подобен театру. А чтобы сыграть на сцене любое действо успешно и с похвалою, актеры должны брать роли по способностям: ведь их ценят не за знатность воплощаемого образа, а только за умелость и мастерство. Я долго размышлял над этим предметом и после многочисленных испытаний себя в разных применениях увидел, что не смогу сыграть на подмостках сцены мира никакой иной роли, если говорить об удачном результате, кроме как лица низкого, простого, беспечного, уединённого: я сию роль выбрал, взял и пока не жалею».

Щербинин внимательно посмотрел на Сковороду и, обращаясь к присутствовавшим в этот момент людям, произнес: «Вот действительно умный человек! Он заслуживает быть названным счастливым. И если бы все мыслили, как он, меньше было бы на свете неудачников и недовольных».

Нищенство и аскетизм сгладили его мятежную неуспокоенность и уравняли парадоксальность его ума с извечной неоднозначностью мира. Начался этап плодотворнейшего творчества в жизни Г. С. Сковороды, на которое судьба отвела ему долгую четверть века:
«Не прикасайся ко мне, тотчас меня срящешь. Не обретай меня извне, тотчас обрящешь.
Нужнейшее тебе найдёшь то сам в себе. Глянь, пожалуй, внутрь тебя: сыщешь друга внутрь себя.
Я презираю Крезов, не завидую Юлиям, равнодушен к Демосфенам, жалею богатых: пусть приобретают себе, что хотят! Я же, если у меня имеются друзья, чувствую себя не только счастливым, но и счастливейшим».

Периодически он испытывал состояния особого духовного подъема и мистического экстаза. Вот описание одного из таких высоких почувствований:
« ...Я пошел прогуляться по саду. Первое ощущение, которое я осязал сердцем моим, была некая развязность, свобода, бодрость... Я почувствовал внутри себя чрезвычайное движение, которое преисполнило меня силы непонятной. Некое сладчайшее мгновенное излияние наполнило мою душу, от чего всё внутри меня загорелось огнём. Весь мир исчез предо мною, одно чувство любви, спокойствия, вечности оживляло меня. Слёзы полились из очей моих и разлили некую умилительную гармонию во весь мой состав...»

У него было два кумира - Сенека и Марк Аврелий. Рукописи свои Сковорода носил с собой в походной торбе. Здесь же всегда была и Библия на еврейском языке. Ни одного своего сочинения он не увидел опубликованным. Однажды у него, умудренного и много испытавшего, вырвались такие слова: «О, Отче мой! Трудно вырвать сердце из клейкой стихийности мира!»

Любопытен открытый им закон элиминации трудности - своеобразная «бритва Сковороды»: «Нужность не трудна, трудность не нужна». В своем прекрасном, легко и ясно, емко и точно написанном исследовании о Сковороде Юрий Барабаш сумел обнаружить предтечу сформулированного Сковородой закона. Это - Эпикур. И хотя у древнего грека и в мыслях не было того, что высказывает Сковорода, тем не менее всё равно интересно: «Всё естественное легко добывается, а пустое и излишнее трудно добывается».

Философские и этические взгляды Г. С. Сковороды.

Истоки философско-этического учения Сковороды были заключены в культурном наследии прошлых веков. Основным смысловым и тематическим фоном являлись Библия и христианско-неоплатоническая интерпретация этических проблем на фоне народного украинского свободомыслия, что и определило противоречивость его философских воззрений. Большое влияние оказали также такие философские системы как эллинско-римский стоицизм и скептицизм. В отличие от схоластизированного аристотелизма киевских профессоров, философия Сковороды - персоналистически истолкованный платонизм.

Начало премудрости, по мнению Сковороды, заключено в познании Бога, и кто этому не сопричастен, подобен узнику в темнице, так что если возникает желание и страсть к познанию, то необходимо «взойти на гору ведения Бога» и просветиться тайными божественными лучами. Бог, по Сковороде существует как «внутреннее начало» вещей, «самодвижущаяся причина», закономерность всего сущего. Исходя из признания этой закономерности, Сковорода отрицал буквальное понимание библейских чудес как несоответствующее «мудрости», предопределяющей развитие.

Сковорода считал материю вечной во времени и бесконечной в пространстве. Природа, по Сковороде, состоит из множества миров, она никем не создана, не может быть разрушена, не имеет начала и конца, ибо конец одного мира является началом другого. Он считал, что вся природа подчиняется строго определенным законам. На этом базисе и была построена его система философских взглядов.

В центре этой философской системы лежит учение о трех «мирах»:
- макрокосме (бесконечном мире /Вселенной/, состоящей из множества малых миров, где обитает все рожденное);
- микрокосме или малом мире, "мирке"(человеке и социуме);
- символическом мире («мире символов» - Библия, мифология, фольклор, философские сентенции) - символической реальности, сопрягающей воедино макрокосм и микрокосм. Большой и малый миры наиболее идеально способны отражаться именно в этой символической реальности, которая в своем наиболее совершенном образе является не чем иным как Библией. Третий срез бытия не завершал всей онтологической картины мира у Сковороды, так как каждый из перечисленных миров двуприроден, антитетичен, состоит из двух вечных «натур» - видимой и невидимой. Первая, видимая натура, была названа философом тварью, материей, а вторая, невидимая, Богом или формой.

Видимая натура - тленная оболочка, тень вечного древа жизни, т. е. духа - невидимой натуры, представляющей собой неизмеримую животворную основу изменчивой материальной природы, которая, т. о., тоже вечна и бесконечна и постоянно переходит из одной противоположности в другую: «...Одного места граница есть она же и дверь, открывающая поле новых пространностей, и тогда же зачинается цыплионок, когда портится яйцо... Все исполняющее начало, и мир сей, находясь тенью его, границ не имеет» (Твори. Т. 1. - К., 1961. – С. 382).

Задача человека - сквозь видимую «натуру» (материя, плоть, буква) прозреть «натуру» невидимую - «безначальное единоначало», софийную основу каждого из трех «миров»:
иерархию форм-эйдосов-архетипов;
парадигму общественного устроения (совокупность «сродностей»);
духовный смысл сакрального текста.

Свою философскую систему Сковорода строил с помощью метода, аналогичного сократическому. Каждому положению- тезису, Сковорода противопоставляет антитезис и рассматривает это противопоставление как средство анализа философских проблем. Таким образом, он формулирует ряд положений, раскрывающих не только полярность явлений, но и единство противоположностей: «мир гибнет и не гибнет», «вечность в тлении», «свет во тьме», «ложь в истине» и т. д.

Особое место в философии Сковороды занимает символический мир - Библия, которая выступает как связь между натурой видимой и невидимой, как некое руководство, возводящее к «блаженной натуре» (Богу). Под влиянием патристики, особенно Климента Александрийского и Оригена, Сковорода сосредоточивается на раскрытии ее символического смысла. Символический мир Библии выполнял своеобразную связующую роль между макрокосмом и микрокосмом, а человек, в свою очередь, был, по Сковороде, «всей Библии конец, центр и гавань».

Признавая познаваемость мира (и видимого и невидимого), Сковорода в традициях рационализма и просветительства восхваляет могущество разума, направленного на познание тайн природы, констатирует успехи наук в изучении окружающего мира. Согласно Сковороде, человеческое познание бесконечно, ибо осуществляется в пафосе самопознания ("познать себя самого, и сыскать себя самого, и найти человека - все сие одно значит"), в обнаружении "единого, сердечного" человека, но должно основываться на постоянном самоанализе и созвучии "миру символов".

Проблемы познания в наибольшей мере нашли свое отражение в таких диалогах С. как «Наркисс» и «Симфония, нареченная книга Асхань, о познании самого себя». В этих работах, как и во многих других, обосновывалась идея самопознания человеком своей духовной сущности как необходимого условия достижения внутреннего мира.

Особенное внимание Сковорода уделял этическим концепциям Эпикура и Плутарха. Этика самого Сковороды охватывала широкий круг проблем и принципов, таких как добро, зло, справедливость, честь, совесть и т. д., но в центре всех этических построений была концепция «сродностей» и учение о счастье.

Основные идеи концепции о «сродном труде» были сформулированы в диалогах «Наркисс», «Асхань» и «Алфавит, или букварь мира».

Философ был убежден в том, что существует универсальный закон «сродностей», заключающий в себе принцип бытийного равновесия вещей, предметов и существ, как гарант гармонического равновесия природы.

Путь - самопознание, постижение и реализация своего «внутреннего человека», «сродности» (софийная предрасположенность к определенной форме общественно значимого труда, мастерству). Результатом является счастье, понимаемое как самодостаточность (автаркия), душевный покой и бесстрастие.

Специфика «сродного труда» философа - свободное размышление о первоначалах, аллегорическая (в духе Филона, Климента Александрийского и Оригена) интерпретация мира символов, исполнение заповедей и педагогической («сократической») функции воспитания людей в добродетели.

Учение о человеческом счастье («Разговор пяти спутников о истинном счастии и жизни») рассматривало понятие «счастье» как терминологически и сущностно отличное от утилитарного понимания его как участи, фатума и судьбы.

Как и сродность, счастье является для Сковороды естественным и универсальным законом. Поиски человеком своего счастья являются по сути дела поисками своей «сродности».

Вопрос о человеческом счастье был сопряжен и постепенно перерастал в вопрос о самопознании, который в структуре миросозерцания Сковороды был второй стороной антропологического принципа и путем разрешения кардинального вопроса о том, что составляет внутреннюю сущность человека.

При рассмотрении этих проблем философские построения Сковороды достигали высокого уровня теоретической абстракции, так как имелся ввиду не конкретный человек, а его метафизическая сущность, божественная идея человека, существующая в божественном интеллекте, внутренний человек, созданный по образцу божественного существа, и осуществляющий логическую связь между антропологизмом и библеизмом на всех уровнях философской системы.

В антропологии Сковороды присутствуют мотивы, характерные для русской средневековой мысли. Это, в частности, относится к его учению о сердце как средоточии духовного и телесного бытия человека.

«О, Отче мой! Трудно вырвать сердце из клейкой стихийности мира!» – восклицает Сковорода уже в конце жизни. В его понимании этическая задача человека состоит в том, чтобы осознать и обрести мистическое начало в себе, и в этом смысле стать наконец самим собой. Но превращению эмпирического субъекта в «истинного человека» препятствует воля, влекущая личность в мир борьбы и страданий. «Всяк обоживший свою волю, враг есть Божией воле, не может войти в Царствие Божие», – писал Сковорода.

Мотив «безвольности» в самых разнообразных вариантах характерен для мистических традиций как Запада, так и Востока. Присутствует он и в творчестве Сковороды: отчасти как результат определенных идейных влияний, но в гораздо большей мере как отражение личного духовного опыта, опыта постоянной и мучительной борьбы с «клейкой стихийностью мира», с «эмпирическим человеком» в себе самом. В конце жизни Сковорода, как и многие мистики до него, склонялся к тому, чтобы признать эмпирическую действительность уже непосредственным воплощением зла. Уходя в мистических прозрениях из этого мира в «мир первородный», человек тем самым оказывается и «по ту сторону добра и зла».

Учение Сковороды о внутреннем человеке усложняло его философское учение, разделяя его на теоретическое и практическое. Философ был не только народным мудрецом и моралистом, но и философом-теоретиком, и его этика имела глубокую связь с его онтологией. С одной стороны, мораль была сферой динамического функционирования воли - верховное желание быть счастливым, а с другой стороны, принципы морали были сосредоточены в онтологии, реализуясь в гносеологическом учении о внутреннем человеке.

Стремление создать собственную концепцию бытия отступало у Сковороды на второй план перед интересом к антропологии, в которой, как и в философской лирике Сковороды, важную роль играет символ «петры» (камня) - духовного средоточия и опоры мятущейся и страстной душевной жизни. Точно так же гносеология смыкается у него с этикой.

Этика Сковороды была не нормативной, а внутренне-автономной и носила сугубо личностный характер. Внутренний человек в поисках присущих ему «сродностей» обретал специфическую энтелехию, которая в метафизическом плане была заключена в Боге, а в конкретно-историческом - в личном человеческом счастье.

Истина, по Сковороде полноценна только тогда, когда она содействует добродетели, моральному совершенствованию; познание должно способствовать благоденствию человека. Человеческое счастье, находящееся в центре внимания Сковороды, рассматривается им в связи со «сродным трудом», т. е. трудом, соответствующим природным наклонностям человека.

Второй принцип, лежащий в основе этического учения Сковорода - «равное неравенство». Сковорода утверждал, что существует соответствие между истинными потребностями и способами их удовлетворения, стремление же людей к «неприродному» связано с нарушением указанного соответствия и становится источником несчастий.

Вслед за Эпикуром Сковорода считал, что «блаженная натура» создала нужное человеку нетрудным, а трудно достижимое ненужным.

Таким образом, познание человека, исследование его природы и является путем к счастью. Именно в соответствии природе человека Сковорода видел критерий разумности общественных порядков и моральных норм. И поскольку стремление к разумным общественным отношениям связано у Сковороды с выявлением природных склонностей, его призыв: «Познай самого себя» получает новое, социально-педагогическое звучание.

Эстетика Сковороды - понимание "прекрасного" как "идеи" вещей в умозрительном свете Единого, "безобразное" же является результатом утраты "эйдосами" (образами, идеями) своей самотождественности.

Влияние платонизма проявляется в обосновании им роли эроса в эстетических переживаниях человека и в том, что сама любовь предполагает определенное «сродство» с ее предметом – изначальную, метафизическую предрасположенность сердца. В учении о «таящемся в человеке Духе Божием», о том, что каждый человек в своем земном существовании есть лишь «сон и тень истинного человека», Сковорода близок к построениям европейских мистиков, в частности к Майстеру Экхарту с его учением о «сокровенной глубине» в Боге и человеке. Присутствуют у мыслителя и мистико-пантеистические мотивы: «Бог всю тварь проницает и содержит...», «Бог есть основание и вечный план нашей плоти...», «Тайна пружина всему...» и т.п.

В.В.Зеньковский в своей Истории русской философии писал о религиозном чувстве отчуждения от мира как важнейшем в мироощущении Сковороды. Речь шла о мистическом переживании двойственности мирового бытия и об отчуждении именно от того, что воспринималось религиозным мыслителем как внешняя, «суетная», небытийственная сторона жизни.

Этим «миром» Сковорода и не желал быть «пойманным». В то же время ему было присуще переживание реальности иного, высшего уровня бытия, к познанию которого, по его убеждению, человек может и должен стремиться: «Если хочешь что-либо узнать в истине, усмотри сначала во плоти, т.е. в наружности, и увидишь в ней следы Божии, обличающие безвестную и тайную премудрость».

К познанию «следов Божиих» в мире можно придти, только храня верность древнему философскому завету: познай самого себя. «Не измерив себя прежде всего, – писал мыслитель, – какую пользу извлечешь из знания меры в прочих существах?» В обосновании исключительного значения философской рефлексии Сковорода не останавливался и перед отождествлением процесса самопознания с богопознанием: «Познать себя и уразуметь Бога – один труд».

Рассматривая человека как философскую проблему, Сковорода поставил уникальный по своей беспрецедентности философский эксперимент. Бродячий философ смоделировал грандиозный философско-умозрительный и философско-практический опыт. Составными элементами этого опыта были его личная жизнь и его философско-рефлексирующее мышление. Суть опыта состояла в последовательном соединении философского учения и человеческой жизни.

Б. П. Вышеславцев о Г. С. Сковороде.

«Первый оригинальный русский философ, каким я признаю Г.Сковороду, русский мыслитель, богослов и поэт, еще в середине 18 века сразу выразил весь будущий характер русской философии и все его древние истоки.

Он несомненно принадлежал к той духовной культуре, носительницей которой па его дориде была Киевская Академия. Культура эта черпала свои идеи в платоновской традиции греческой философии и в тесно связанной с пей свято-отеческой литературе. Этот изумительный человек, знавший, кроме новых языков, латинский, греческий и древнееврейский, обошел пешком Австрию, Италию и Германию.

Это был русский европеец и всечеловек, каким Достоевский мечтал видеть человека вообще в своей пушкинской речи. Его любимыми философами были Сократ и Платон, он отлично знал древние философию и литературу, а из отцов церкви наиболее ценил Климента Александрийского, Оригена, Дионисия Ареопагита и Максима Исповедника и нашего Нила Сорского, т.е. наиболее философских и наиболее неоплатонических отцов. В России он был везде, начиная от Киева и Харькова до Петербурга, Москвы, Троице-Ссргиевой лавры и Переславля. Он жил также в средней России, у своих друзей помещиков, преимущественно у Ковалевского.

Позволю себе привести только две цитаты, чтобы охарактеризовать исходную точку философии: «сия всеглавнейщая, всемирная, невидимая Сила, едина - ум, жизнь, движение, существование - изливаясь из непостижимости в явлении, из вечности во всеобщирность времени, из единства исключительно до беспредельной множественности, образуя круг человечества, уделяет оному от главности своей благороднейшее преимущество, свободную волю». А вот слова, выражающие, пожалуй, сущность современности: «Боже мой! - восклицает он,- чего мы не знаем, чего мы не можем! мы измерили моря, землю, небо, открыли несметное множество миров, строим «непонятные» машины. Но чего-то недостает. Не наполнить ограниченным и преходящим душевной бездны».

В личности Г.Сковороды воплощаются, в сущности, все заветные устремления и симпатии русской философии, которые затем воплотились в личности Вл.Соловьева и всей нашей плеяды русских философов эпохи русского возрождения, как-то братья Трубецкие, Лопатин, Новгородцев, Франк, Лосский, Аскольдов и мы немногие, которые еще могут напомнить новому поколению, в чем состоит дух и трагедия русской философии, и которые старались ее продолжать в своих трудах за рубежом».

Вышеславцев Б. П. Вечное в русской философии: введение в кн. «Вечное в русской философии». – Н.-Й., 1955. – С.7-15; полный текст данной книги переопубликован в изд.: Вышеславцев Б. П. Этика преображенного Эроса. – М., 1994. – С.153-324.

Из переписки Г.С.Сковороды с М.И.Коваленским.
«Сядем себе, брате мой, сядем для беседы.
Сладок твой глагол живой, чистит мне все беды».
Г.Сковорода
Письма Г.Сковороды
*********
Харьков, конец августа – начало сентября 1762 г.
Мой Михайло, радуйся в Господе!
Если тебе не разрешено официально изучать греческий язык не столько из-за того, чтобы не перегружать себя, сколько из-за неразумного вмешательства некоторых лиц, то тебе пока вовсе не следует, как говорят, сложить оружие. Понемногу ты частным порядком можешь изучать его, и в любом случае, если любишь меня, выучишься...
Итак, подражай пальме, которая, чем сильней сталкивается со скалой, тем быстрей и прекрасней поднимается вверх. Это то дерево, которое даётся в руки мученикам-победителям, как это можно видеть на иконах. Находи время и ежедневно понемногу, но обязательно и ежедневно, подбрасывай в душу, как в желудок, слово или сентенцию, и, как огню пищу, понемногу добавляй, дабы питалась и росла душа, а не подавлялась. Чем медленней ты будешь изучать, тем плодотворней изучение. Медленная непрерывность накопляет большую массу, чем можно предположить.
Помощь руководителя, если в этом будет нужда, обеспечена. Среди товарищей у тебя будут такие, которые подскажут тебе, если в чём-нибудь сомневаешься. Если же ты захочешь воспользоваться моей помощью, то для меня не будет ничего приятней. Если бы к этому не призывали заслуги и добродетель твоего дядечки, преподобного отца Петра, то самая наша дружба была б для того достаточным поводом.
Твой друг Григорий Сковорода.
*********
Сентябрь 1762г.
Здравствуй, дражайшее для меня существо, милейший Михайла!
...Когда я общаюсь со своими музами, то всегда вижу тебя в мыслях, и кажется мне, что мы вместе тешимся приманками муз и вместе гуляем по Геликону. Я уверен, что и ты утешаешься теми же самыми предметами, теми же приманками камен (муз). И действительно, для полной и истинной дружбы, которая единственная смягчает жизненные огорчения и даже живит людей, потребна не только прекрасная доброчестность, но и сходство не только душ, но и занятий... Именно поэтому далеко не всякие становятся мне друзьями, ибо они не занимались науками, а если и занимались, то только такими науками, которые чужды моему складу ума, хотя бы во всём остальном эти люди и были бы со мною сходны.<...> Для меня нет ничего более приятного, чем балакать с тобою и тебе подобными. Но меня кличут.
Будь здоров, Михайла!
Сложи для меня три – четыре виршика и перешли мне. О чём? – спросишь ты. О чём хочешь, ибо всё твоё мне нравится. И ты хорошо и благочестиво сделал, душа моя, что приставил Максимку к больному братцу. Но не слушай случайных советчиков, что рекомендуют те или иные средства. Ни в одной отрасли нет в народе столько доброхотов, как в медицине, но и нигде нет столько невежества, как в лечении хвороб. За исключением общеизвестных простых снадобий, отбрось все. Кровопусканий и слабительных избегай, как ядовитой змеи. Если хочешь, зайди ко мне, и мы с тобой об этом ещё потолкуем.
Вельми тебя любящий Григорий Саввич

2. Письма М.Коваленского.
*********
Любезный мой Мейнгард! (Дружеское прозвище Сковороды – Даниил Мейнгард – по имени одного швейцарского знакомого М.И.Коваленского)
Письмо ваше из Таганрога получил я. Как воспоминание, так и письма ваши во мне производят сердечное утешение. В толпе светских стечений наиприятнейшее чувство есть истины и непорочности. А в сих именах мне всегда представляетесь вы! Где вы теперь обретаетесь?
Я здоров, по милости Бога моего, с семьёю милою. Я пустился паки в здешнее море, да удобнее к пристани уединения достигну. Всё прискучит: и великое, и славное, и дивное – суть ничто для духа человеческого.
Adio, mio caro Mangard! Друг твой Михайла Коваленский.
Февраля 18, 1782 года
*********
Любезный мой друг Григорий Саввич!
Как желает елень источников водных, так я желал бы видеть вас и утешаться в жизни дружеским собеседованием вашим... Ах друг мой! Я часто привожу на память тихие и безмятежные времена молодых моих лет, которых цену, доброту и красоту отношу к дружбе твоей... Но не столько счастлив был я в большом свете! При всём благоприятствии фортуны разум мой не мог иметь счастия, чтобы не впасть в сети, оковы «железностей» и суетностей... Ты неразлучен со мной в мыслях моих, как я сам с собою. Почему и желание моё видеть тебя и окончить век вместе. Я всячески стараюсь купить деревню в Харьковском наместничестве, из привычки к тому краю и к тебе... Надеюсь же на Бога, что вселит меня в «место злачно» и тихое, на воде, где бы я мог успокоить и себя и твою старость, хотя ты и не имеешь в том необходимости.
Посылаю вам очки. Не знаю, годятся ли они для глаз ваших: желаю же, чтобы угодны были. Жена моя посылает вам сыру пармазану и галанского, по полпуда... Флейту не успею послать теперь, а вышлю с другою оказиею.
Июня 22, 1787 года.
*********
Волею судьбы Григорий Сковорода и Михаил Коваленский породнились в своих дальних родственниках и потомках: сын профессора Московского университета С.М.Соловьёва Михаил по линии своей матери приходился двоюродным правнуком Г.Сковороде и был женат на правнучке М.Коваленского.
Источник сведений:
(Зав. кафедрой ИСАА Владислав Ремарчук)

Библиография

Главные сочинения, не издававшиеся при жизни Г. С. Сковороды и распространявшиеся в списках:

«Нарцисс»;
«Разглагол о древнем мире»;
«О святой вечере, или О вечности»;
«Симфония, нареченная книга Асхань,о познании самого себя»;
«Букварь мира»;
«Беседа, нареченная двое, о том, что блаженным быть легко»;
«Басня Эзопова» (1760): / «Эзопов язык» был особенно присущ и органичен Сковороде. Басни, написанные им, охватывают множество житейских и общественных тем. В вышеобозначенной он рассказывает историю о Волке, который, увлёкшись исполнением на флейте минавета, стал жертвой собак. Намек же был в том, что среди учеников Харьковского Коллегиума есть студиозы, неспособные к учению. Руководитель Коллегиума епископ Иоасаф Миткевич укоризну услышал и на подсказку отреагировал: более 40 человек были немедленно отчислены. / ;
«Сад божественных песен»;
«Разговор пяти путников об истинном счастии в жизни» (1772);
«Кольцо»;
«Икона Алкивиадская»;
«Пря беса с Варсавою»;
«Басни Харьковские» (1774);
«Дружеский разговор о душевном мире» (1775);
«Начальная дверь к христианскому добронравию» (1769 - 1780);
«Потоп змиин» (1791).

Сочинения:

Сочинения. - X., 1894;
Собрание сочинений. Т.1. - СПБ, 1912;
Сочинения. Т. 1-2. - М., 1973;
Повне зiбрання твopiв. Т. 1-2. - К., 1973.

Литература:

Данилевский Г. П. Украинская старина. - X., 1866. – С.1- 96;
Эрн В. Ф. Г. С. Сковорода. Жизнь и учение. - М., 1912; (Волшебная гора. – 1998. - № 7. – С. 26-157);
Багалiй Д. Украïнський мандрований фiлософ Г. Сковорода. - X., 1926;
Чижевський Д. I. Фiлософiя Г. С. Сковороды. - Варшава, 1934;
Тичина П., Попов П., Трахтенберг О. Г. С. Сковорода. Збiрник доповiдей з нагоди 220-рiччя нарождения. 1722-1942. - Уфа, 1943;
Бiлич Т. А. Свiтогляд Г. С. Сковороди. - К., 1957;
Попов П. М. Г. Сковорода. - К., 1960;
Шкуринов П. С. Мировоззрение Г. С. Сковороды. - М., 1962;
Редько М. П. Свiтогляд Г. С. Сковороди. - Львiв, 1967;
Беркович Е. С, Ставинска Р. А., Штраймиш Р. I. Г. Сковорода. Бioбiблiографiя. - X., 1968.
Лошиц Ю. М. Сковорода. - М., 1972;
Абрамов А. И., Коваленко А. В. Философские взгляды Г. С. Сковороды в кругу его историко-философских интересов // Некоторые особенности русской философской мысли XVIII в. - М., 1987;
Ушкалов Л. В., Марченко О. В. Нариси з фiлософii Григорiя Сковороди. - Харькiв, 1993.